Алла Зубова - Под знаком Стрельца

— Всем было удивительно, как при такой сложной болезни Коля так долго держался. А случилось вот что. Иду я однажды с ним из больницы. Колюне восемь лет было. На руках его несу. Он лёгкий, как перышко, синенький весь. Слезы у меня ручьем. Вдруг меня кто-то окликает: «Эй, молодка, постой!» Гляжу — старичок седенький подходит. «Расскажи мне про своё горе, — говорит. — Может, чем помогу». Показала я ему Колюню, всё как есть рассказала. Старичок проводил меня до дома, пообещался завтра придти. Пришел. Пучочки разных травок принёс. Стал он отварами этих травок Колюню поить, а на ночь уже другими настоями велел купать его. Старичок этот был Ефим Пантелеевич по прозвищу Колодник, еще с царских времён сосланный на Сахалин. Через несколько месяцев сыночек мой окреп, даже румянец на щеках появился. Но, видно, не судьба была ему болезнь одолеть. Ефим Пантелеевич в одночасье помер. И все секреты с собой унес. Очень уж дознавался Александр Николаевич, что же это за такие травки были.

Операция длилась более пяти часов. Медведев и его коллеги к таким нагрузкам привычны, но как выдерживает семидесятипятилетний Бакулев с больным сердцем и больными ногами? Наконец, дверь открылась, вышла медсестра, сдвинула с лица марлевую повязку. К ней бросились все, кто был в коридоре. «Дайте валидол… Заканчиваем… Всё нормально», — глубоко вздохнув, сказала медсестра и в изнеможении прислонилась к стене. Не дожидаясь подробностей, я побежала к Зинаиде Петровне, издалека крича ей: «Всё хорошо! Сердце работает!».

Коля лежал в палате рядом с операционной, весь в проводках и трубочках. В полутьме светились мониторы, на зеленоватых экранах зигзагами двигались яркие белые и красные линии. Все знали, что именно сейчас настало самое тревожное время. Мышцы Колиного сердца были на удивление эластичными и упругими, но клапаны оказались совсем дряблыми. Хирургам пришлось менять четыре клапана. Медведев организовал круглосуточное дежурство. Он сам почти не отходил от Коли, напряженно вслушиваясь и всматриваясь в работу датчиков. На пятый день многое убеждало его, что Колин организм свыкается с обновленным сердцем, и врач позволил себе несколько часов поспать, строго-настрого приказав разбудить его при малейшем сбое показателей.

На ночное дежурство с вечера заступил Дато Кикава. Он часто заходил в Колину палату. Приборы работали размеренно и чётко. Незадолго до полночи Дато заглянул в комнату медсестер. Там его ждала Вита… Когда дежурный врач вошел в послеоперационную палату, на зеленоватом экране бежала сплошная прямая полоса. Дато бросился к Медведеву, но было уже слишком поздно.

Миновала зима. Однажды апрельским вечером дома зазвонил телефон.

— Это Медведев. Надо бы встретиться. У меня для вас кое-что есть.

На другой день я приехала в клинику. Игоря Андреевича нашла в тесной ординаторской. Из ящика письменного стола он достал так хорошо знакомую мне записную книжечку в коричневом коленкоровом переплете. Медведев рассказал, что её взяла нянечка, когда собирала Колину постель. Положила в карман халата, забыла передать врачам. И сам он всё собирался отослать книжечку родным, да не собрался.

Троллейбус плавно катил по Ленинскому проспекту. Сидя у окна, освещенного ярким солнцем, я читала последние Колины записи.

2 ноября. Вспомнился брат, которого я очень люблю. Как мне хорошо было с ним. А теперь не знаю, когда встречусь с ним. Да и встречусь ли? Прижмусь ли к его плечу еще раз? До чего же обидно, что природа «наградила» меня этим страданием. В чём я перед нею провинился?

6 ноября. Мое настроение не по погоде. А погода ясная. Небо чистое, голубое-голубое. Завтра такой великий праздник! Он должен давать людям радость. Но самая главная радость — это здоровье, первая буква жизни. Для меня — это труднодоступная стена. На неё лезть и лезть. И стараться, чтобы не сорваться. Будем бороться за жизнь. Вита, ты тоже жизнь. Помоги мне. Я должен жить и быть здоровым. Всё! Сопли на крючок! Я должен победить!

Посланная мною на Сахалин записная книжечка вернулась обратно с приклеенной на бандерольке бумажкой «Адресат выбыл». Я сделала небольшой сюжет по Колиным запискам и стихам. Он прозвучал в одной из передач радиостанции «Юность». Никакого отклика от родных Коли в редакцию не пришло.

Я никогда не была на Сахалине. Представляю его по рисунку, с которого начинается записная книжечка в коленкоровом переплете: скалы, море, чайки, прорезая перистое облако, в небо взмывает самолет. Коле Коле́чкину, светлой души мальчику, не довелось стать ни летчиком, ни хирургом, ни поэтом. В моей жизни он остался яркой звездочкой. Она сияет мне в дни испытаний, озорно приказывая: «Сопли на крючок! Мы должны победить!»

Сентябрь 1991 года. Тепло, солнечно. После бурных августовских событий настроение у всех приподнятое. Стою на площади Восстания и прошу молоденькую цветочницу выбрать самые свежие лилии для актрисы Людмилы Целиковской. Интересуюсь, говорит ли что-нибудь девушке это имя? Она смущенно пожимает плечами, качает головой. Стоящая рядом пожилая женщина вскидывает руки, удивленно восклицает: «Как вы можете ее не знать? Це-ли-ков-ская! Кинозвезда! „Сердца четырех“, „Антон Иванович сердится“, „Воздушный извозчик“, „Близнецы“. Мы, девчонки, и причесывались, и платья шили, как у нее!» Помогая мне выбрать цветы, женщина сетует, что о Целиковской уже давно ничего не слышно, но ее помнят и любят.

На звонок заливается лаем пуделек Чалик. Людмила Васильевна радушно встречает меня. Она в длинном хитоне из легкой темно-синей замши. Седые волосы с сиреневым отливом аккуратно уложены. Лицо, после перенесенной тяжелой болезни, бледное, без косметики. Несколько дней назад Людмила Васильевна отметила свой 72-й день рожденья.

Мы проходим в большую гостиную, усаживаемся за овальный стола, накрытый старинной кружевной скатертью, я включаю магнитофон и, начиная беседу, рассказываю о сценке у цветочного киоска.

Людмила Васильевна улыбается: «Мне грех жаловаться на судьбу. Она меня щедро одарила любовью людей, не просто интересом, а именно любовью. Я им очень благодарна за это. разумеется, я имею в виду людей, воспитанных нашим кино, когда было принято семьями смотреть фильмы, да еще и по нескольку раз. Ну, а что касается современной молодежи, то вполне естественно им не знать наших актеров прошлых лет, особенно теперь, когда на всех нас обрушился поток голливудских боевиков, триллеров, ужастиков, в которых личность артиста пропадает, потому что зритель прежде всего следит за тем, догонят — не догонят, убьют — не убьют. Стрельба, кровь, насилие. Конечно, плохо, когда артиста не видят на экране годами, но я бы не хотела сниматься в этих ужастиках только для того, чтобы меня не забыл зритель.