Владимир Логинов - Ад криминала: Рассказы и очерки

— Ведь ты же майор ППС, старик, а это омоновец!

Один из дней я общался с простыми тюменцами на улице, и на мой вопрос об ОМОНе они расплывались в улыбках, теперь можно спать спокойно — преступность мгновенно упала. И слушая их, я понял то главное, ради чего эти ребята ставят "на шпагат” кожаные куртки и обыскивают ресторанные достопримечательности. Это главное в том, чтобы напомнить оскотинившимся людям, что они еще все-таки люди, а не звери.

В тюменском аэропорту, к примеру, рассказывали мне подходит очередь на такси женщине с ребенком на руках. Трое пьяных мужиков отпихивают ее, садятся в подошедшую машину. ОМОН нагоняет таксиста и перекрывает ему дорогу, затем выбрасывает мужиков из машины и приказывает таксисту вернуться, взять женщину и измученное в дороге дитя. Попутно таксисту внушается, что если он поступит аналогичным образом еще раз, то пусть пеняет на себя.

Другой пример. Омоновцы поймали спекулянта водкой. Выдернули его из машины, обнаружив в ней на заднем сиденье целый ящик "Пшеничной”. Заставили спекулянта собственноручно открыть все бутылки и вымыть водкой свою машину. Жестоко? Конечно. Но как быть с такими подлецами? Они по-другому не понимают. Ведь спекулянт наверняка был уверен в том, что если его накроет милиция, он от нее откупится той же водкой.

А вот что мне сказали люди, которым, казалось бы, ОМОН должен мешать.

Гюльмирза Абдулов, кооператор:

— Смелые они ребята, страх наводят, и это хорошо. Пусть мою машину обыскивают, я честный кооператор, мне бояться нечего. Ни оружия, ни наркотиков в мой машине нету. А как только ОМОН у нас появился, знаешь, сразу рэкет пропал. Как он меня, гад, замучил! А теперь пропал. Теперь я ночью могу спокойно спать и дети мои тоже. Я за ОМОН двумя руками.

Роланди Миров, директор коммерческого магазина "Эдем”:

— С моей груди упал золотой крестик, мама подарила, три тысячи стоил. А у меня, знаешь, нижняя пуговица на животе расстегивается» вот он через дырку и упал. А я иду, ничего не подозреваю. И вдруг омоновец ко мне подходит и протягивает его мне: "Если это твой, возьми”. Знаешь, я чуть не заплакал, крестик этот мне дороже миллиона, мама на груди его для меня согревала. Я говорю омоновцу: у меня любой товар есть, вот визитка, заходи, дорогой, в магазин, бери, что хочешь. И, знаешь, он на следующий день заходит в гражданском и с женой. Я ему подарить что-нибудь хочу, а он: "Ничего не надо, я просто зашел убедиться, что на визитке все правильно написано". Пусть у нас будет ОМОН, святое дело делает…

И с Роланди можно согласиться. Только за три недели пребывания бывшего рижского ОМОНа в Тюмени им раскрыто более тридцати уголовных преступлений (не считая административных).

Среди них:

тяжкие телесные повреждения — 1, разбой — 1, грабеж — 3, хулиганство —7, угоны автомобилей — 10, за ношение огнестрельного оружия — 2, за ношение холодного оружия — 1, изъятие наркотиков — 3, изнасилование — 1, краж личного и государственного имущества — 5.

Вот в этих цифрах результаты обысков машин и граждан, шмонов в ресторанах.

Может пострадать невинный? Разумеется. Но у кого не бывает ошибок? У нас же повиноваться блюстителю порядка, олицетворяющему закон, за семьдесят лет так и не научились.

А кому-то ОМОН в Тюмени — как кость в горле. Вот и началась в городе травля этих ребят буквально с первого дня их приезда.

Он подвозил меня к гостинице "Колос”, где в одном из крыльев — бывшем общежитии партийных курсов обкома — разместились семьи бойцов, переехавшие из пионерлагеря. Номеров не хватает. Есть комнаты, в которых живут по две семьи с детьми. Но девчонки держатся молодцом.

— Что вас привело в ОМОН? — спросил я молчаливого сержанта за рулем. — Говорят, вы хорошо зарабатываете…

Он тихо рассмеялся, а потом вдруг сделался серьезным и сосредоточенным.

— Неделю назад нам позвонили, трое пьяных мужиков с обрезом отняли у охранника моста револьвер. Мы прибыли туда вместе с милицейским нарядом. Охранник плачет, показывает в сторону, куда ушли мужики, уже темнеет, да и мы приехали без оружия. Я схватил фонарик, а милиционеры меня за руки: "Куда ты? Может, вооруженный наряд вызовем?" Я вообще обалдел: вы же милиция, кого же еще вызывать? Время-то уходит… Ну накрыли мы их в темноте, фонариком прямо в глаза: "Стой, стрелять будем!" Откуда же они знают, что у нас нет оружия. Взяли, разоружили… Вот, наверное, ради таких операций и пришел я в ОМОН…

— Отчаянные вы головы!

Но мои слова он пропустил мимо ушей.

— А когда я пришел в отряд, я зарабатывал 230 рублей. Все мои друзья-приятели по кооперативам устроились, кто-то дело свое открыл, кто-то ремонтом занялся. Спрашивают у меня, сколько ты получаешь. А когда я отвечал, они говорят: "Ты что — дурак? У тебя такие данные и все такое. Иди вот охраняй того мужика. Приглашает…" Ну, а я говорю: позвольте, я в ОМОН пошел, чтобы бороться с подлецами, и как я буду называться после того, если пойду охранять того же подлеца? Пусть я буду работать за эти копейки, но я буду работать во благо чего-то. И все мои бывшие дружки чуть ли не хором сказали: "Дурак. Это не модно". А в отряде люди собрались по убеждениям, им не надо навязывать какие-то идеи, что-то объяснять. Всем нам дорога культура русского человека, его традиции. Мы не можем спокойно наблюдать, как в нашем народе культивируется дьявольское: утопи ближнего, ибо ближний, приблизившись, утопит тебя. А ведь все начинается не с силы физической, а с силы духа. Любого сильного мужика при желании можно обломать. Но когда речь вдет о его убеждениях, о его жизненной позиции… Это сломать нельзя, если он все это выстрадал и пытается жить по своим принципам. Конечно, огромную роль в становлении человека играет воспитание. Вот взять хотя бы мое детство и юность — октябрятия, пионерия, комсомолия. Тогда хоть что-то да вкладывалось, пусть даже те же заветы Ленина. Для того, чтобы быть пионером, надо быть честным, сильным, храбрым, смелым… А теперь что дают детям, как их воспитывают? Как делают деньги? Как увильнуть? Кому подлизать? Какие-то школы юных бизнесменов открывают… Это же черт зрает что такое! Я бы сказал, да не для записи. И если по этому принципу будем воспитывать детей, тогда о каком нашем будущем мы можем говорить?..

Их передо мной шестеро. Мы сидим на общей кухне. Детишки пяти-шести лет то и дело появляются в дверях, жмутся к матерям. Я прошу женщин назваться хотя бы по именам. Назвались только три: Анитэ, Маша, Марина… С национальностью попроще: латышка, русская наполовину, украинка, белоруска…

— Сначала нас приехало пятнадцать семей, а теперь, спустя месяц, нас шестьдесят девять. В Риге побросали все: квартиры, работу, учебу. Вот я, например, учусь на пятом курсе университета, отпросилась до январской сессии, — говорит одна из них.