Владимир Логинов - Ад криминала: Рассказы и очерки

В Ереване я часто пытался сопоставить точки зрения Муталибова и Тер-Петросяна. Однажды один из моих высокопоставленных в Армении собеседников не выдержал:

— Да Муталибов сам первый от Союза отделится.

— Как?

— Он сейчас наладит тесные контакты с Южным Азербайджаном, то есть с Ираном. Руками русских выдворит всех армян из Карабаха, упразднит ИКАО… И первый пошлет всех вас… Подальше!

Я не знал, что ему ответить.

Вечером, читая армянские газеты, наткнулся на комментарий к одной из заметок Тиграна Фарманяна: "…против избравшей путь демократии и независимости Армении ведется игра, которая напоминают ламбаду, где центральной танцевальной парой являются Горбачев-Муталибов. Танцующих много. А музыка, как вы догадались, коммунистический "Интернационал”.

Ну что ж, коли затмение и умопомрачение, то тут делать нечего. Пусть гибнут простые люди — они всегда были пешками в игре королей, а что касается Горбачева и Муталибова, то на этот счет скажу просто — старой русской пословицей: "Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива!"

Пусть отделяется Армения, где семьдесят процентов ввозных продуктов питания и смехотворная площадь — даже на взгляд армянской диаспоры — для рынка сбыта зарубежных товаров. Говорят, что внешняя граница Армении и так Бог весть на что похожа — паспорт гражданина здесь стоит всего 5 долларов: "Входите, гуляйте!" Но все это на чьей крови?!

Кровавой свободы армян или азербайджанцев, русских или осетин, грузин или абхазцев… Не бывает… Свобода на крови не вырастает!

То, что случилось с Грузией, в привычные рамки обыденного сознания, увы, не укладывается. Реактивное состояние национальной психопатии? Роковая судьба? Возможно, в будущем это явление станет предметом исследования социопсихиатров. А пока иностранные кинематографисты называют свои документальные фильмы “Грузинским кошмаром”, “Синдромом дракона”.

Нелегко совладать с обезумевшим человеком. Ужасен бунт в сумасшедшем доме. А когда сходит с ума нация, славившаяся добропорядочностью и гостеприимством, невольно всплывают аналогии: большевизм 21-го, гитлеризм 33-го, карабахская и югославская бойня сегодняшнего…

Лозунг Звиада Гамсахурдиа “Грузия для грузин!” за очень короткий отрезок времени трансформировался в сознании грузинского народа в звериный клич “Грузин, убей грузина!”. Вопреки чрезвычайному указу Католикоса — Патриарха Всея Грузии — о предании проклятию и осуждении граждан, убивших соплеменников. Вопреки канонам христианской морали, принятым в Грузии еще в четвертом веке. Вопреки естественному человеческому праву…

Да, горько, но факт. Братоубийство стало в этой стране, я бы сказал, бытовым явлением. Высшие нравственные ценности смещены и извращены. Бог забыт. “Белый Георгий” — символ Грузии — весь в крови. Кровь высохла и почернела. Черны лица грузин. Черный всадник на черном коне несется по Грузии. И там, где он появляется, владычествует смерть. Однако торжествующие властолюбцы и поверженные посткоммунистические правители почему-то называют это борьбой за демократию. Но демократия и смерть — вещи несовместимые. Как Бог и дьявол, как жизнь и не-жизнь…

“Кто мы и куда идем?” — эту фразу из романа “Дата Туташхия” выпускники группы телережиссеров Тбилисского театрального института взяли для названия своей документальной ленты.

— Что вы — бараны, чтобы за кем-то идти? — удивляется лидер “Мхедриони” Джаба Иоселиани. — Идите вон за трамваем!

— Джаба Константинович, да ведь свыше двухсот молодых смертей! — вскрикиваю я. — Вам надо в монастырь идти и каяться!..

Джаба смеется:

— Жертв могло быть и больше. Это все по вине Гамсахурдиа. А ребята погибли за демократию. Сознательно!

— Какую демократию? Под дулом автомата?

— Погодите. Такой вариант ждет и Россию, — угрожающе говорит Джаба и встает.

— Никогда! — вздрагиваю я. — У нас еще не совсем крыша поехала.

Пятеро обросших щетиной телохранителей с короткоствольными автоматами наступают на меня: уходи, у Джабы больше нет времени, он же тебе сказал: приходи во вторник, два часа обещал посвятить, ишь, пробрался из какого-то журнала аппарата бывшего президента бывшего СССР…

Бывшие не в счет. Уважают тех, у кого власть и автомат наперевес. Уважают силу. Здесь она царствует.

Батоно Джаба, профессор, драматург, отсидел большой срок за соучастие в убийстве (он не убивал, он просто держал старого еврея). Его боготворят. Он не кланяется пулям, потому что он имеретинский князь, а теперь глава “Мхедриони” — десятков тысяч вооруженных автоматами грузин, среди которых добрая половина бывших или сбежавших уголовников. Джаба — “крестный отец” грузинской демократии. Он сверг Гамсахурдиа.

Перед отъездом я заходил в постпредство Грузии в Москве. Секретарь посла тогда возмущалась материалами, публикуемыми в центральной прессе. “Никакой любви к Грузии в них нет! — негодовала она. — Возьмите хотя бы последнюю статью в “Собеседнике”. А заместитель постпреда Вольский, назвавший Тбилиси “несмеющимся городом”, вначале потребовал от меня официальную бумагу на имя господина Чхеидзе, а потом, смягчившись, все же обещал помочь. Но самого элементарного содействия ни от постпредства, ни от МИДа Грузии я так и не получил, хотя все было обещано и согласовано. Потом убедился: был бы американским журналистом, они бы мне ковровую дорожку постелили. Однако я не в обиде — подумаешь, две ночи не спал.

Около двух часов пополудни самолет сел в Тбилисском аэропорту. Гололед, снег, ветер. Комендантский час. Аэропорт не отапливается. Депутатский зал, куда мне велели обратится, закрыт. Иду пешком до “особо важного” (аэропорт международных линий). Он пуст, от ветра скрипят двери, холод собачий. Изредка появляющиеся из-за углов автоматчики о мидовской машине ничего не знают, хотя я слышал по телефону из Москвы, как заказывали на нее пропуск в МВД. “Наверное, бензин нету”, — хмуро пробормотал один из охранников и посоветовал обратиться в угловую комнату.

Дверь открыл майор милиции с автоматом, пригласил войти. В комнате чуть теплится обогреватель. На стульях и креслах — автоматическое оружие. Заросший грузин спит на диване, отцепившаяся кобура с пээмом болтается у пола. Сквозь окна свищет ветер, отверстия от пуль, заткнуты бумагой. Бедро грузинки на чеканке, некогда украшавшей этот зал для официальных гостей, прострелено.

Майор, старший преподаватель высшей школы национальной безопасности Юрий Борисович Дьячков-Думбадзе, интеллигентный человек. Его подразделение из слушателей школы уже второй месяц охраняет аэропорт. Он подливал мне горячего чаю, рассказывал о кошмарной ситуации в республике. Писать стало нечем — паста в ручке замерзла. Я включил диктофон.