Эндрю Ридкер - Альтруисты [litres]

Увидев Артура у выхода из аэропорта – он стоял на подернутом снегом тротуаре в облаке своего теплого дыхания, – Франсин испытала доселе невиданный по силе и нежности укол вины. Месснер никогда не вызывал в ней таких чувств. Она смотрела сквозь обледенелое окно автомобиля на живого, настоящего Артура и с любовью вспоминала его решимость, его страсть, то, как он очертя голову бросался навстречу жизни и выставлял напоказ все свои изъяны и неудачи. Он был прямой противоположностью ласкового, обманчиво заботливого Месснера. Франсин искренне любила этого ненормального.

Она поманила его в машину. Он поприветствовал ее холодным поцелуем.

– Ты замерз.

– Да, – кивнул Артур.

Франсин боялась этой встречи и списала сдержанность Артура на непривычный климат: в Зимбабве он привык к другому. А может, столь холодный прием был кармическим воздаянием за ее связь с Месснером. Всю осень она честно пыталась уйти от Месснера, но стоило ей сказать ему о своем желании поговорить, как обязательно что-нибудь подворачивалось – билеты в нью-йоркский театр, бронь в модном ресторане, – и Франсин приходилось откладывать беседу и продолжать какое-то время терпеть осточертевшего любовника, мириться с его знаками внимания и странностями.

Она поклялась расстаться с ним завтра же утром.

По дороге домой через заснеженный Бостон она пыталась втянуть Артура в беседу.

– Последний наш телефонный разговор без конца прерывали. Что у тебя стряслось? Я не ждала тебя так рано! То есть я очень рада, конечно, но это так неожиданно.

Артур молча смотрел в окно.

– Кстати, я сдала одну комнату, – сообщила Франсин, когда они приехали и стали подниматься по лестнице. – Соседка обещала съехать к концу недели, но просит несколько дней на поиск нового жилья.

– Хорошо.

Что-то было неладно. Артур терпеть не мог чужих людей. Почему он не возмущается? Что с ним стряслось?

Франсин открыла дверь и вошла в пространство, которое сразу же показалось ей враждебным. Сидевшая на диване Марла громко охнула. По гостиной расхаживал туда-сюда Месснер.

– Что ты тут делаешь? – спросила его Франсин.

– Ты говорила, что уезжаешь из города на все выходные.

– Мне нужно было время…

– Это еще кто?

Артур сделал шаг вперед и вышел из тумана, который окружал его с момента приземления в Бостоне.

– Кто я? А вы кто?

– Ух ты, – вновь охнула Марла. – Схватка века!

– Я ее друг, – ответил Месснер, показывая на Марлу, – и ее парень. – Его палец уперся во Франсин.

– Это вряд ли.

– Вряд ли?!

Артур смерил Франсин долгим понимающим взглядом, затем обернулся к Месснеру.

– Вряд ли ты ее парень, – сказал он голосом мужчины, в которого она когда-то влюбилась, – потому что я – ее жених.

Месснер всплеснул руками:

– Жених?!

Франсин обомлела:

– Я… э-э…

– Вам пора уходить, – сказал Артур.

– Вот дерьмо! – Месснер выругался. – Полный бред! Ты не говорила, что обручена!

– Но я…

– Да, она обручена.

– Погоди-погоди-погоди. А где он пропадал столько времени?

– Уезжал, – пробормотала Франсин. – В Африку. В Зимбабве.

– И что он там делал, черт подери?!

Она посмотрела в его налитые кровью глаза:

– Помогал людям.

– Не верю своим ушам. Просто не могу поверить, мать твою. – Он обернулся к Марле. – Ты знала?..

– Э-э…

– Знала! Вот дерьмо, ты все знала! Только я и не знал. Выходит, я идиот, так? Самый настоящий болван!

– Ты не идиот, – сказала Франсин. – Позволь, я объясню…

– Нечего тут объяснять. Ты врунья и ужасный человек! Слышишь?! Ужасный человек!

– Ух ты, – восхитилась Марла. – Не каждый день такое увидишь. Можно всю жизнь прожить – и не увидеть.

– Я не хотела тебя расстраивать, – сказала Франсин.

– Это невероятно. Просто не верю своим ушам!

– Уж поверь, – прорычал Артур.

– Нет, пусть она сама скажет, хочу услышать это от нее. – Месснер раздул ноздри. – Ты выйдешь замуж за этого придурка?

Марла забарабанила пальцами по бедрам.

Артур с надеждой посмотрел на Франсин.

Она вдохнула. Выдохнула. Расправила плечи. И как можно убедительнее произнесла:

– Выйду.

Ни разу за всю их поначалу фиктивную – а затем уже и настоящую – помолвку и ни разу за всю жизнь в браке Артур не задавал ей вопросов о Месснере. Кто он такой, как они познакомились, что между ними было. Он не желал ничего знать. И Франсин была безмерно ему признательна. Что может быть правильнее и милосерднее, чем не задавать вопросов? Это самый трудный и самый прекрасный подарок, какой можно сделать своему спутнику жизни: абсолютный и безусловный второй шанс.

Той ночью, лежа в постели – после того, как Месснер навсегда покинул их жизнь, – Артур со слезами на глазах поведал ей свою историю. Про Мойо, Рафтера, Джемролла, сонную болезнь и мух цеце – про все. Когда он закончил (Франсин к тому времени уже и сама рыдала: да, ей было больно за любимого, но больнее всего – за африканскую деревушку, которая приняла на себя всю тяжесть его амбиций, и жителям которой теперь предстояло годами за это расплачиваться; и как незначительны были ее собственные страдания по сравнению с тем, что происходило с Артуром!), она вытерла глаза и спокойно отвела его в ванную. Там она уложила его в горячую воду, перегнулась через фарфоровый край узенькой ванны размером с гроб и принялась его растирать. Слезы Артура текли в мыльную воду. Она сказала ему, что все будет хорошо. Что он хотел как лучше. В благодарность за молчание по поводу Месснера она заверила его, что мухи цеце были обстоятельством непредвиденной и непреодолимой силы. Никто не мог предсказать их появление. Человек не в силах полностью подчинить себе природу. «Ты не виноват, Артур, – повторяла она, хотя сама считала иначе, – ты ни в чем не виноват».

После ванны Франсин сказала Артуру, что приготовила для него сюрприз. Она вытерла его полотенцем и уложила на кровать. Крепко завязала ему глаза галстуком.

Когда первая капля горячего воска упала на его волосатую грудь, он взвизгнул.

Назад ехали в мужской тишине: напряженной, тупой, одинокой. За окном со стороны Артура три примыкающих друг к другу кладбища делили один зеленый простор цвета гольф-поля, сокрытый от любопытных взглядов кустами, телефонными столбами, бессмысленными знаками («), поваленными линиями электропередачи. В Миссури сельская местность начинается сразу – даже не надо выезжать из пригорода, думал Итан, глядя прямо перед собой, дабы соблюсти первое правило мужской тишины: не смотреть на собеседника.

Артур не выдержал:

– Неплохая постановка.

Итан кивнул:

– М-м.

– Такая… со вкусом.

– Угу.

Молчание, как известно, – рассадник печали. Оглянуться не успеешь, как в голову начинают лезть воспоминания, но пока Итан думал лишь о зрелище, которое только что предстало его глазам. Охота, чародей, птицы, роковой прыжок. За окном проплывали пустующие, не по разу заложенные фермы на склоне холма.