Жан-Мари Леклезио - Битна, под небом Сеула

Электрическая волна не стихает довольно долго. Но постепенно она ослабевает, прячется где-то в глубине ее тела, и я чувствую внутри себя онемение, которое обычно приходит на смену боли.

Ну вот настал момент и для моей истории, я не придумывала ее, это действительно случилось со мной.

Я решила рассказать ее Саломее, потому что в некоторой степени устала от всего, что слишком красиво. Конечно, Саломея тяжело больна, она не встает с кресла, носит подгузники, а кожа у нее – шершавая, будто бумажная, и вся в красных пятнах и синяках. И потом, этот ее запах, я его с трудом переношу. До нее я и не знала, что у больных есть свой особый запах. Чуть кисловатый, как у стариков. Как пахнут старики, я хорошо знаю, потому что в детстве часто делала массаж бабушке. Но у стариков запах нежнее, он немного похож на запах увядших цветов. Саломея же пахнет сильно, крепко, как-то по-звериному, и к этому запаху примешивается еще и запах пота. Медсестра напрасно льет ей на шею литры одеколона, запах все равно остается, проступает на поверхность. Иногда мне так и хочется сказать: «Саломея, ты плохо пахнешь». Но я не говорю этого – не из вежливости и не потому, что она мне платит (в конце концов, я ей не служанка, я просто рассказываю ей разные истории). Нет, это скорее из гордости: я считаю, что не имею права жаловаться, и все равно мне ничего не изменить. Либо я прихожу к ней, либо ухожу и больше не возвращаюсь. Что тут еще говорить?

Но этот запах пропитал меня насквозь. Когда я возвращаюсь домой, в свою полуподвальную квартирку, я сразу открываю окошко на уровне тротуара, даже если там стоят мешки с мусором, к которым сбегаются крысы и тараканы. Я ложусь на матрас, прямо на полу, и тут запах снова настигает меня, он заполняет комнату, забивается мне в ноздри. А может, источник этого запаха я сама? Я накрываюсь с головой простыней и засыпаю, сжав кулаки.

Так в моей жизни появился воннаби -убийца.

В то время я жила еще в квартале над университетом Ихва [34] Женский университет Ихва – негосударственный женский университет в центре Сеула. с его карабкающимися по склонам холма улочками, застроенными трехэтажными домами довольно мерзкого вида. Я так и стала называть этот квартал – «Эль Сордидо», что в переводе с испанского означает «мерзкий, гнусный». Когда однокурсницы спрашивали меня, где я живу, я отвечала: «Квартал называется Эль Сордидо». Так вполне мог бы называться и мой дом, хотя у него не было на самом деле никакого названия, только номер, 203 Дон 1002 Хо, из кирпича и бетонных блоков, с металлическими окнами и такими же дверями и почти вертикальной темной лестницей. На первом этаже размещался ресторан, где подавали соллонтхан [35] Соллонтхан – корейский суп из воловьей ноги, который варят на протяжении десяти часов, пока он не приобретет молочно-белый цвет. , на последнем – салон массажа. Мне же полагался только полуподвал с одним окном – крохотной форточкой на уровне тротуара, – которое часто оказывалось заваленным мешками с мусором. Первое время я вела отчаянную борьбу (в отчаяние приходила я) с огромной крысой, которой приглянулось мое жилище. Она приходила по вентиляционным трубам, взломав решетку. Я вставила вместо решетки деревянную дощечку, но она каждую ночь ее грызла. Я заменила дерево на гипс, но и тот не устоял перед ее зубами. Тогда я прибегла к последнему решению: купила у старьевщика кусок цинковой барной стойки и забила им отверстие в стене. Последующие ночи были настоящим адом. Крысища (я назвала ее Фэт-Бой, хотя она вполне могла быть и Фэт-Гёрл) пыталась прогрызть себе проход и так громко скребла зубами по металлу, что я не могла уснуть до утра. Меня пожалел тот же старьевщик.

«Против крыс есть только одно средство», – сказал он.

Я подумала, что он говорит о яде.

«Нет, яд ваша крыса хорошо знает, она к нему не притронется, и потом, это опасно для детей».

Он дал мне осколки бутылок из-под соджу, завернутые в обрывок газеты.

«Это надо мелко истолочь и смешать с рисовыми шариками. Она съест их и сдохнет».

Средство, конечно, жестокое, но я понимала, что вопрос стоит так: либо крыса, либо я. Прошло несколько ночей, крыса не давала о себе знать, и я решила, что она ушла умирать куда-то в другое место.

Но крыса – это было только начало. Потому что через какое-то время я стала жертвой еще более страшного нападения. Я спала на своем матрасе, как вдруг проснулась от странного ощущения, будто поблизости кто-то есть. Сначала я решила, это просто страшный сон, но, когда повернула голову к окошку, у меня от страха чуть не остановилось сердце. За стеклом стоял на корточках какой-то человек и смотрел на меня. В свое время я вообразила, что, учитывая расположение моего окна – на уровне земли, с улицы меня никому не будет видно, и поэтому не стала вешать занавески. Лето было в разгаре, стояла удушающая жара, и я оставила на ночь окно приоткрытым. Я отчетливо слышала дыхание этого человека и даже видела на стекле пятна пара от его ноздрей.

Не знаю, сколько прошло времени, я будто парализованная смотрела на фигуру за окном, это было как в страшном сне, когда боишься даже вздохнуть, но потом у меня вырвался крик, я заорала во всю глотку, так громко, что чуть сама не оглохла в своей маленькой комнатке, а тот человек убежал. Что я могла сделать? Пожаловаться в полицию? Но ведь ничего не произошло, мне и заявлять-то было нечего. Какая-то фигура за окном, шумное дыхание, ощущение его взгляда. Я не могла говорить об этом даже со старьевщиком: может, у него и против этого сталкера есть средство? В последующие ночи я залепила окно газетами, приклеив их скотчем к стеклу, и даже подперла дверную ручку единственным креслом, но заснуть так и не могла. Время от времени, когда я начинала дремать, мне отчетливо слышался стук в окно, быстрые, нетерпеливые удары, и я поглубже залезала под простыню, чтобы ничего не слышать.

Потом все это происходило не только ночью. Теперь, каждый раз, когда я выбиралась из своего подвала, чтобы идти на лекции в университет или в библиотеку, меня не оставляло чувство, что за мной следят. Квартал Эль Сордидо прекрасно подходил для этого: узкие улочки, сбегавшие вниз к станции метро, темные закоулки, гаражи, дворики – все казалось мне сомнительным, повсюду виделись подозрительные фигуры. Я бежала без оглядки, поворачивала налево, направо, потом останавливалась, чтобы посмотреть в витрину аптеки, что делается позади меня. Там, прямо за мной, стояла черная фигура – высокий, крепкий мужчина с покатыми плечами в мятых брюках и серой футболке, в нахлобученной на голову вязаной шерстяной шапке, несмотря на жару. Теперь я знала его во всех подробностях, хотя ни разу не взглянула ему прямо в лицо. Когда прошел первый приступ паники, я решила перейти в наступление и запомнить как можно больше примет для составления словесного портрета. Чтобы определить его рост, я заметила, на какой высоте наклеена на фонарном столбе рекламная листовка, и, по-прежнему глядя на отражение в витрине, отметила, что он выше этой отметки сантиметров на десять, то есть что его рост примерно метр восемьдесят. Что касается веса, тут было сложнее. Я решила проскользнуть между сваленными на тротуаре картонными коробками и увидела, что ему за мной не пролезть и он вынужден сойти на проезжую часть. С возрастом тоже оказалось непонятно, но сталкер мог бегать, быстро ходить, и я решила, что он человек в расцвете лет, то есть очень опасен.