Фредрик Бакман - Мы против вас [litres]

Фрак, высокий и грузный владелец продуктовых магазинов, всегда благодушный, как лабрадор под садовой брызгалкой, теперь, когда Петер рассказал все, с потрясенным видом опустился на стул. Оба сидели в кабинете Фрака, в глубинах магазинчика, папки здесь были забиты бухгалтерскими документами «Бьорнстад-Хоккея» – Фрак оставался последним крупным спонсором клуба и все свое время посвящал попыткам вычислить, сколько еще он сможет поддерживать клуб на плаву, не обращаясь за помощью к коммуне.

– Не понимаю… зачем Ричарду Тео, чтобы ты дистанцировался от… – Он встал, закрыл дверь и шепотом закончил: – от Группировки?

Петер потер черные полукружья под глазами.

– Новые владельцы фабрики собираются вкладывать деньги в «семейный спорт». В СМИ красивее выглядит. Они сказали Тео, что желают покончить с «гопниками». После того случая с топором в капоте машины…

– Но как это сделать, чисто технически? – поинтересовался Фрак.

– Я должен сказать на пресс-конференции, что клуб принял решение демонтировать стоячие трибуны. – Петер утомленно прикрыл глаза.

– На стоячих местах бывают не только парни из Группировки…

– Да. Но Группировка – это только стоячие места. Ричарду Тео наплевать на то, что будет, главное, чтобы со стороны хорошо смотрелось.

Зрачки у Фрака заинтересованно расширились.

– Умный, черт… этот Тео. Всем известно, что Группировка голосовала за тебя на том весеннем собрании, и голосование вышло в твою пользу. И если именно ТЫ объявишь в газете, что не имеешь с ними ничего общего, это будет… эффектно.

– А Ричард Тео получит все, чего хочет: фабрику, должность, хоккейный клуб. Все лавры достанутся ему, а вся ответственность – кому-нибудь другому. Его даже Группировка не будет ненавидеть – она будет ненавидеть меня. Мы дадим ему все, что нужно для победы на следующих местных выборах.

– Петер, не соглашайся, Группировка… ты же их знаешь… они беспредельщики, и для некоторых хоккей – это все!

Фрак знал, что кое-кто из членов Группировки работает у него на складе. Парни вкалывали изо всех сил и следили, чтобы другие из их смены работали так же, и если, случалось, в магазин проникали воры, Фраку не надо было даже звонить в охранное предприятие – разбирались сами. В ответ Фрак так расписывал рабочие часы этим парням, чтобы им не надо было брать отгулы за свой счет ради выездных матчей «Бьорнстад-Хоккея». Но если через неделю в магазин являлась полиция, имена виновников торжества все-таки оказывались в расписании, и как раз в интересующие полицию дни, так что стражам порядка никак не удавалось доказать, что парни участвовали в драке. «Хулиганы? Среди моих сотрудников нет хулиганов! – непонимающе округлял глаза работодатель. – Группировка? Какая группировка?»

Петер повращал запястьями.

– А какой у меня выбор, Фрак? Ричарда Тео не интересует ничего, кроме власти. Чтобы прибрать клуб к рукам через никому не известных инвесторов… безумие. Но иначе клубу жить не больше трех месяцев!

– Я могу продать еще один магазин или взять ссуду в банке, – предложил Фрак.

– Я не могу просить тебя об этом, Фрак, ты достаточно сделал для клуба. – Петер тяжело положил руку другу на плечо.

У Фрака сделался оскорбленный вид.

– Для клуба? Клуб – это ты и я.

Мрачное выражение на лице Петера пошло трещинами от ласковой улыбки.

– Ты говоришь, как Суне. Это же он вколачивал нам, маленьким: «Клуб – это мы», – изобразил он старого толстячка-тренера.

В детстве Фрак и Петер терпеть не могли лета, потому что на это время ледовый дворец закрывался. Они накрепко сдружились на пустой парковке, к ним присоединился Хряк и еще кое-кто – дети, которые не бежали на озеро купаться или играть в войну в лесу. Облезлыми клюшками они дотемна гоняли по асфальту теннисный мячик, расползались по домам с разбитыми в кровь коленками, успев с десяток раз – в воображении – победить в финале мирового чемпионата. Сейчас они, по сути, сидели на той же парковке, потому что именно на ней Фрак построил свой первый магазин. Он тронул висевшую на стене старую фотографию команды и сказал Петеру:

– Я не ради клуба, дурак несчастный, я ради тебя. Когда мы двадцать лет назад взяли серебро, когда тебе в конце игры пасанули шайбу, чтобы ты забил последний гол, – помнишь, чей это был пас?

Помнил ли Петер? Все помнили. Шайбу послал ему Фрак, а Петер промазал по воротам. Наверное, для Фрака это было «взяли серебро»; но Петера – «проиграли золото». По его вине. Но теперь Фрак вытер глаза тыльной стороной ладони и тихо сказал:

– Если бы у меня было сто шансов снова сделать тот пас – я бы раз за разом отдавал шайбу тебе. Я бы все свои магазины продал ради тебя. Потому что именно так надо делать, если в команде есть звезда: положиться на нее полностью. Отдать ей шайбу.

Петер не мог оторвать взгляд от половиц.

– Фрак, где берут таких верных друзей? Вроде тебя?

Фрак гордо покраснел:

– В ледовом дворце. Только в ледовом дворце.

В «Шкуру» приплелся дряхлый старик. Прежде Рамона никогда не видела его без остальных четверых из «пятерки возрастных». Теперь он как будто постарел на полжизни, словно все эти годы легли на него горбом.

– Остальные сюда заходят? – спросил он, имея в виду своих лучших друзей, с которыми он проводил время каждый день, сколько себя помнил.

Рамона покачала головой и спросила:

– Ты им не звонил?

Лицо у старика сделалось несчастное.

– У меня нет их телефонов.

Год за годом, день за днем пятерка или отправлялась в ледовый дворец смотреть хоккей, или заседала в баре «Шкура» на своей «скамейке возрастных», обсуждая хоккейные дела. У них были одинаковые календари, где год начинался в сентябре. Для чего им было знать телефоны друг друга?

Старик растерянно постоял у барной стойки. А потом ушел домой. Он и его друзья были когда-то пятью друзьями, которые каждый день сидели в баре и говорили о спорте. Они не захотели стать пятью друзьями, которые каждый день сидят в баре и просто напиваются.

Ребята возле грилей притихли. Лифа за короткое время вырос из того, кого звать никак, в того, с кем не забалуешь. Повышать голос ему не приходилось.

– Ублюдка, который только попробует дать Амату хоть банку, сука, пива, хоть одну сигарету, больше здесь не будет. Понятно?

Амат, кашляя, с трудом выползал из карьера, барахтаясь в гравии. Закариас, нервничая, стоял чуть поодаль от него, в футболке, заляпанной расплавленным сыром. Когда Лифа забежал к нему сказать, что Амат отправился на горку, Закариас попытался удержать его и угостить горячими бутербродами, но Лифа так глянул на него, что Закариас влез в штаны без единого слова.