Фредрик Бакман - Мы против вас [litres]

Бубу ждал этого. Он только выглядел раздолбаем, но в душе готовился к этой минуте – с того самого дня, как мама увела его в лес и рассказала, что больна.

Пробежав весь Бьорнстад, девочка влетела в ледовый дворец, только размахивая руками в ответ на вопросы, куда это она. Некоторые ее узнали – младшая сестра Бубу, кое-кто даже успел все понять и охнуть: «Нет…»

Когда девочка остановилась в дверях раздевалки и, рыдая, проговорила: «Бубу, она не просыпается! Папа ушел забирать машину, а мама не просыпается, как я ни кричала!!!» – Бубу уже был готов к горю. Его слезы покатились по волосам девочки, но плакал он больше о сестренке. Малышка героически пробежала через город, но сейчас силы ее оставили, ведь рядом был самый надежный человек на свете – старший брат.

Только в его верных объятиях девочка позволила себе рассыпаться на миллиард осколков. В минуты печали она всегда будет прибегать к Бубу, всю свою жизнь, а он будет стоять, обняв ее, и знать, что он должен оставаться сильным, потому что теперь вся ответственность – на нем.

Амат обнял их обоих, но Бубу этого не заметил. Он уже мысленно выискивал то самое красивое дерево, под которым уложит маму спать. Бубу стал взрослым.

Адри Ович очнулась от ужасного сна. Она в страхе сунула руку под подушку; пульс стучал в висках до тех пор, пока пальцы не обхватили ключ. Дышать было больно. Она спустилась на первый этаж; младший брат спал там на диване. Ружье стояло в сейфе, словно никто его оттуда не брал.

Адри поцеловала брата в лоб, села на пол и просидела так несколько часов, не в силах покинуть пост.

Может быть, мы и через много лет не сможем толком сказать, о чем наша история. Мы назовем ее историей о насилии. О ненависти. О противоречиях, о несходствах, о двух городках, которые сами себя растерзали. Только это будет неправда. Не вся правда.

Наша история еще и про другое.

Видар Ринниус мог считаться подростком последний год. В заключении психолога – что Видар страдает «расстройством контроля над импульсами» – большинство людей заменило бы слово «расстройство» на «полное отсутствие». Он лез во все драки, иногда вместе со старшим братом Теему защищал мать, случалось братьям и защищать друг друга. Если защищать было некого, они дрались между собой. Насчет контроля психолог заметил верно – тормозов у Видара не было. Когда другие люди только-только задумывались: «а что, если…» – Видар уже действовал. Тренер детской команды как-то сказал, что именно поэтому из Видара вышел такой хороший вратарь. «Ты просто не понимаешь, что такое бояться шайбы!» Все говорили, что проблема Видара в том, что он «не думает», но все обстояло ровно наоборот. Проблема была в том, что Видар не мог перестать думать.

В двенадцать лет он понял, что одинок. Вместе с братом и братниными приятелями он поехал на выездной матч бьорнстадской основной команды. После матча Теему отправил Видара подождать его в «Макдоналдсе», почувствовав, что предстоит выяснение отношений. Видар ел за столиком, когда в дверь вломились фанаты команды-противника. Теему и Группировку уже повязала полиция, и Видар сидел совсем один в углу, в одежде неправильных цветов, так что вломившиеся знали, кто он. Во время игры они видели, как какой-то двенадцатилетний прыщ выкрикивает оскорбления в адрес их клуба и тычет им средний палец. «Ну что? Без братишки ты не такой крутой?» – выкрикнул один из фанатов, и вся кодла двинулась на него.

Именно тогда Видар понял, что одинок. Все одиноки. Мы рождаемся в одиночестве, умираем в одиночестве и в одиночестве деремся. И Видар стал драться. Он думал, что умрет, он видел, как разбегаются взрослые посетители, он был ребенком – но никто даже не попытался его защитить. Персонал удрал на кухню; Видар не знал, со сколькими ему предстоит драться, но понимал, что шансов у него нет. И все же бил налево и направо. Потом словно из ниоткуда вынырнул Паук – Видару помнилось, что Паук вскочил в окно, но кто его знает. Паук защищал его так, словно они – одна семья; а потом они все и стали семьей. Тогда-то Видар и понял, что человек не обязательно одинок. Не всегда. Когда у тебя есть Группировка.

Когда Видару исполнилось шестнадцать, они попали на другой выездной матч. Паук к тому времени уже имел условный срок за мелкое хулиганство. Они с Видаром остановились в парке (остальная Группировка пошла дальше), потому что у Паука голова тоже никогда не молчала, и он, как и Видар, открыл, что мир замедляется, если принять правильную таблетку. Из-за угла выехала конная полиция и увидела обоих подозреваемых; Паук с перепугу убежал: в карманах у него оставались наркотики, у Видара тоже. Видар бегал быстрее Паука, но у Паука был условный приговор, а у Видара – расстройство контроля над импульсами. Он не смог удержаться от того, чтобы защитить дорогого ему человека.

Так что, когда Паук побежал в одну сторону, Видар бросился в противоположную: на полицейских. Пункты приговора были многочисленны и на удивление разнообразны – Видар их даже не помнил. Хранение наркотиков, это да. Еще вроде было активное сопротивление полиции и нападение на полицейского. Ну и когда он ударил полицейскую лошадь прямо в челюсть. Лошадей Видар вообще не любил. Нападение на лошадь при исполнении? Сколько за это дают?

Так Видар и попал в то самое учреждение, а в учреждении познакомился с Балу. Балу там работал, а прозвали его так за габариты и телосложение, как у медведя из «Книги джунглей». Когда они подружились, то совершенно естественно, что тощего черноволосого Видара в учреждении окрестили Маугли. Может, это ему и помогло – что он получил другое имя. Так он мог притворяться другим человеком.

Говорил Балу мало, но понимал, что у Видара столько энергии, что ее надо направить в мирное русло, пока не рвануло. Узнав, что Видар играл в хоккей, он взял напрокат хоккейное снаряжение и каждый раз, когда от ярости в голове у парня летели предохранители и Балу предчувствовал взрыв, он спокойно ворчал: «Так, Маугли. Пойдем-ка в подвал». В подвале располагся склад, достаточно просторный, чтобы Балу, стоя у стены, мог со всей силы подавать стоящему у другой стены Видару теннисные мячи. Где-то через месяц Балу настелил там новый пол, такой скользкий, что стало можно запускать шайбу.

Они старались играть как можно чаще; иногда Балу в нарушение правила играл с Видаром даже по ночам. Потому что надеялся, что это научит Видара не нарушать остальные правила. Границы между «медицинским наблюдением» и «наказанием» довольно размытые, но Балу изо всех сил старался придать им четкость. Он редко заводил долгие разговоры, но именно он яростнее всех протестовал, когда пришло известие, что Видара выпускают. «Он еще не готов!» – упорствовал Балу. Слушать его никто не стал. У Видара где-то объявился могущественный друг, который позаботился о том, чтобы материализовались все необходимые документы. Поэтому, когда Видар покидал учреждение, Балу лишь грустно прошептал ему: «Оставайся на льду, Маугли. Сосредоточься на хоккее!»