Евгений Бузни - Александра

Исходя из нежелательности для Вашего здравия подобных стрессов в дальнейшем, вдруг кто-либо напечатает вновь «горькое и жутковатое», я бы при случае не возражала в личной беседе на берегах Невы обсудить с Вами то, что Вас так потрясло. Естественно, без «вытягивания рук по швам» и «проклятого страха, который сидит в наших генах».

3 июля 1988 года г. Ленинград

Но и на это письмо ответа не поступило.

Между тем, спектакль продолжался. Одним из участников судебной постановки был и наш растущий в своём мастерстве не по дням, а по часам актёр и подсудимый Ельцин. Именно здесь, в Кремлёвском Дворце Съездов, он услышит от главного ненавистного ему оппонента Лигачёва дружеское «ты не прав, Борис», что и позволит ему обрести небывалую популярность. Но до этого нужно было дожить.

Я не стану отправлять моего высоко интеллектуального читателя, хорошо помнящего все события этого романа, к Пленуму городского комитета комсомола, который происходил в Ялте, когда простой комсомольский работник Инзубов сумел выступить с открытой критикой первого секретаря горкома комсомола. Я не стану сравнивать его выступление, как оно готовилось и какими были последствия для него с выступлениями Ельцина на Пленуме ЦК партии и вот теперь на партийной конференции. Думаю, читатель сделает это сам без моей подсказки.

Скажу только, что согласен с вами, любезные критики, в части большого различия между этими событиями по их масштабности. Одно едва ли не самое маленькое, другое чуть ли не самое большое. Это так, но, смотря откуда глянуть на это дело.

С одной стороны, для того человека, которого в Ялте грубиян Никульшин снимал с работы за то, что тот не желал смазывать мёдом ему ступни ног, выступление Инзубова с критикой зарвавшегося хама было куда важнее, чем путаные слова Ельцина на Пленуме ЦК с просьбой о выводе его из состава Политбюро. И то, что в Ялту приехали комсомольцы из Свердловска поблагодарить простого комсомольца, отважившегося в обычное время сказать открыто правду, которую они не осмеливались сказать в области, когда там, кстати говоря, правил бал Ельцин, весьма показательно.

Республиканская и центральная комсомольская печать поддержала того, кто не боялся открытой критики ради пользы дела, ради своих товарищей, но не ради постов, зарплат и привилегий себе самому. Из маленьких таких событий вырастали большие дела.

А с другой стороны, большие события, влияя собой на всю жизнь в стране, несомненно, оказывали воздействие и на судьбу отдельно каждого человека, даже если он не обращал на них внимания. В жизни всё взаимосвязано, чего и нельзя забывать.

Но вернёмся к событиям партийной конференции и к одному из главных участников этого представления, в то время ещё товарищу, Ельцину. И кто может лучше него, многолетнего, многоопытного партийного функционера рассказать на своём примере, как можно было стать делегатом и в его областной партийной организации, рассказать о системе, которую он критикует сейчас, когда она ему мешает, но не тогда, когда она мешала другим, помогая ему оставаться у власти? Пусть поговорит сам Ельцин:

«… к партконференции готовились. Тщательнее обычного избирали делегатов, причём избирали по инструкции, разработанной ЦК. В организации псевдовыборов активно преуспел Разумов, первый зам. зав. орготделом ЦК. Все кадровые вопросы были практически в его руках и потому субъективизм, симпатии, антипатии, протекционизм были проявлены в полной мере.

Я тогда находился как бы в изгнании, работал в Госстрое, и руководству партии, властям, конечно, не хотелось, чтобы я вернулся к политической жизни.

А я в себе чувствовал и силы, и желание начать работать по сути заново, да и принципы не позволяли мне спокойно, без борьбы уйти с политической арены.

Партийные организации страны стали выдвигать меня делегатом на конференцию.

Позволю себе вмешаться, любезный читатель. Не сами по себе люди выдвигали Ельцина. Ими вполне руководили. Выборный штаб, не официальный, не обозначенный документально, у Ельцина существовал. Отчего же не сказать — этого людям, если уж честно?

И первой задачей аппарата было не допустить моего избрания. Я был министром, должность достаточно большая и, в общем, сомнений не было, что министры на конференцию будут избраны.

А почему, извините, вы так решили? Разве на конференции и партсъезды по уставу партии выбирают должности, а не людей? Где же демократия?

Но смотрю, всех по разным регионам избирают, а меня нет. Полное молчание. Конечно, существовал реальный шанс быть не избранным на XIX партконференцию. Сначала я даже как-то не осознал, что шанс этот более чем велик, но аппарат старался вовсю, прошло время, и скоро выяснилось, что я оказался единственный министр, не избранный на конференцию. И тогда я понял, насколько всё серьёзно.

Я считал, что должен попасть на XIX партконференцию и обязан там выступить. Но что делать, если партаппарату, как фокуснику, манипулирующему выборами, удаётся меня изолировать, я не знал. По крайней мере, я бы не стал куда-то звонить, чего-то от Горбачёва или других членов Политбюро требовать, говорить, что я член ЦК, меня не выдвигают, так не положено, это нечестно…

Я не скрывал, по крайней мере, сам от себя, что XIX партконференция, во-первых, даст мне возможность объяснить людям, что же произошло на октябрьском Пленуме, а во-вторых, давала, может быть, последний шанс вырваться из политической изоляции и опять начать активно участвовать в общественной жизни страны. Я всегда считал и сейчас считаю, что ничего политически ошибочного в моём выступлении на октябрьском Пленуме ЦК партии не было.

И потому был уверен, что моё обращение с трибуны XIX партконференции к её делегатам, к коммунистам страны, просто к людям поставит всё на свои места. И потому, если бы я оказался не избранным на конференцию, для меня это был бы тяжелейший удар. Наверное, поэтому даже не пытался загадывать, что буду делать, если конференция начнётся без меня. Уехал бы из Москвы, смотрел бы конференцию по телевизору, попросил бы у Разумова пригласительный билет?..

Нет, даже гипотетически не хочу рассуждать на эту тему. Я обязан был стать делегатом партконференции, и другого варианта быть не могло.

Поднялись свердловские, московские предприятия, коллективы других городов стали принимать решения о моем выдвижении делегатом конференции.

Но аппарат стоял насмерть, и часто всё это походило просто на фарс в традициях самых-самых застойных времен. Хотя, вроде, вокруг самый разгар перестройки, по крайней мере, уже третий её год.

Хотелось бы всё-таки узнать, как это сами поднимались свердловские и московские организации. Что, в каждом номере газеты сообщалось о том, что Ельцин не избирается ни по какому округу? Ведь нет же. Стало быть, кто-то кого-то информировал и поднимал? Давайте уж начистоту. Ведь работал штаб Ельцина.