Ладислав Клима - Страдания князя Штерненгоха [Гротеск-романетто]

— Завтра я проснусь мертвым. Пускай! Дай Боже, чтобы я после этого земного чистилища проснулся у тебя на небе. Га! Все внутренности у меня сжимаются, страшная боль — ужас, ужас, пришел мой конец…

4 февраля .

Я очнулся не на небе, а в своей постели. Ну а если эта постель стоит где-нибудь на небе? Что если мне только снится, что я очнулся? Ведь я должен быть мертвым, мертвым… А я чувствую себя так божественно, так прекрасно! Никогда я не испытывал такого очаровательного чувства! Выскакиваю из постели, танцую и пою… Камердинер мне приносит завтрак: берлинское печенье…

Ах ты, психопатологическая свинья!.. Но я чувствовал себя все время так прекрасно, что считал себя спасенным от злого духа, окончательно, раз и навсегда.

Однако, в позднее послеобеденное время, когда я шагал по коридору, мне кто-то резким движением положил руку на плечо. Оглядываюсь; нигде никого. Пошатываясь, вхожу в ближайшую дверь — Хельга стоит передо мной, с поклоном протягивая мне руку и хохоча: «Вот как я вас обогнала, а?..»

6 февраля .

Наука обманула меня, и я решил найти убежище в суеверьях. В Берлине живет известная колдунья по имени Эсмеральда Кармен Кюмист, дочь пастора и цыганки. Говорят, творит всевозможные чудеса. Сегодня же туда поеду.

7 февраля .

Итак, я у нее был. Опять инкогнито, потрепанный помощник пекаря. Я увидел 45-летнюю женщину, высокую, с классическим, строгим, прямо даже величественным лицом; какой контраст по сравнению с дурацким глупым чурбаном Вехсельбалгом! И ей я рассказывал о солодильщике, которому я надавал пощечин.

— О, здесь легко помочь, господин мой любезный! — воскликнула она, и ее голос звучал ангельски убежденно; — вы разом излечитесь, — однако — однако — это будет стоить много денег…

— Много ли?

— Ах — 15 марок!

— Так много? Господи, где я их возьму?

— Ну, господин мой любезный — из любви к ближнему я это сделаю для вас за 12 марок…

— А за 10 нельзя?..

— Ну ладно — во имя Господа Бога, за 10! А теперь ликуйте, господин! Во имя солнца, творящего благо на нашей земле, дьявольская сила власть свою над вами потеряет! Всесильно средство мое!

И она принесла из шкафа обычный орех, обмотанный суровой нитью.

— В этом орехе заключены, ваше благородие, вещества таинственные, редкостные, каких не рождает наша земля. Здесь находится помет змеи, который, представляя собой выделение на цвет папоротника, в лесу сосновом в январе свет увидел. Далее слеза гориллы. Item [8] Далее ( лат .). — бриллианта пот, который, прежде чем, в страхе смертельном, в жару чрезмерном, возгореть, обратно на солнце — чрево свое материнское — упадет. И, наконец, красной планеты Альдебарана лучи, в стеклянную ловушку пойманные. На все это повеяло дыхание девственницы, которая уже 13 детей родила, мужчиной не тронутая. Главное, однако, перышко здесь есть от лягушки, прекрасной, как улыбка девы подросшей, что бывает только раз в сто лет; трижды, четырежды блажен тот, кто найдет его как раз в тот момент, когда лягушка потеряет его, кто, поднявши его, тут же поцелуй на нем запечатлеет; тот владеет несметным богатством мира. Орех этот дивотворящий, имя его podex romanus [9] Римская задница ( лат .). , вы должны его всегда на сердце своем носить и никогда вовнутрь его посмотреть не смеете, а то вещества в нем находящиеся силы свои целебные потеряют, а вы тяжко-тяжко заплатите за грешное любопытство и неверие свое. Ибо только вера дает блаженство, неверие есть пагубный принцип, вера только и есть то, что лечит, о чем, однако, ученые понятия не имеют. А если, невзирая на талисман, вами овладеет когда-нибудь этот страх, все время только повторяйте громко: «Призрак, а ну-ка в жопу прыг!» Если и после этого не исчезнет страх ваш, кричите эти слова еще громче; а если и это не поможет, орите до тех пор, пока дом не будет сотрясаться. Вы спасены, господин!

Она говорила так энергично и возвышенно, что я всем сердцем набожно поверил ей; возвышенное чувство царило и в моей душе. Повесив талисман на шею и заплатив вместо десяти сто марок, я помчался домой, вызывая всех призраков на поединок.

28 марта .

Благословенна ты в женах! Я осыплю тебя миллионами, если нынешнее мое состояние сохранится еще год! Я здоров, здоров! И только тот поймет волшебное значение слова этого, кто был болен.

Ни один рыцарь не чувствовал себя в такой безопасности и таким неустрашимым под своими доспехами, как мое сердце под моим орехом. Несказанная блаженная уверенность охватила всю мою душу. «Ничто мне теперь не может повредить, ничто!» — повторяю я теперь все время и верю в это, и действительно мне ничто не повредило. Ну, если кто-то мне теперь станет докучать наукой! Я надаю ему пинков по…!

В первые дни после посещения чудотворной женщины меня, конечно, часто охватывал прежний ужас, но всегда, когда я оглушительно начинал орать: «Демона, а ну-ка в жопу прыг!» — так, что сотрясался замок и все ко мне сбегались, стыд, а затем смех всегда радикально рассеивал всякий страх. Если бы она явилась ко мне при таком настроении, я бы волей-неволей высмеял ее, смехом бы ее убил!.. Благословенна ты в женах!

В конце февраля исчез мой страх, а с ним и все угрызения совести; гасли воспоминания о Хельге. В последние две недели я о ней и не вспоминаю, утопаю в развлечениях, ем невероятно острые мясные блюда, напиваюсь, курю, чураюсь физического труда, не принимаю ванны, на лоне природы вообще не бываю; единственное, в чем эту свинью еще слушаю, это то, что душевно не работаю.

Хельга, Демона, а ну-ка в жопу прыг!

29 марта .

Разверзнитесь, небеса! Сегодня я ее снова узрел, и — долго, долго с ней разговаривал!.. Вы только подумайте, разговаривал как с каждым обыкновенным человеком!..

Вероломная Кюмист!.. Но нет, это не твоя вина, это все паршивая книга; я увидел Хельгу раньше, чем можно было заорать заклинание… Но была ли она призраком? Ведь она была такой настоящей, как мой садовник, который нашел меня сидящим в грязи. Если бы не было так ясно, что ее тело спит вечным сном там, в башне… Я бы от этого сошел с ума.

Я шагал по парку своего замка под набухающими почками деревьев. Была первая половина дня; облачная погода, хотя сыро и ветрено, но тепло; влажное, блаженное весеннее настроение везде. Я рассматривал неприличные рисунки в этой проклятой книге и был так поглощен ими, что голубое дамское платье ударило мне в глаза только тогда, когда я находился на расстоянии трех шагов от него. Поднимаю глаза — и тут же оказываюсь сидящим как раз на кучке жидкой грязи, которую садовник сгреб вчера с дорожки.

— Встаньте, господин князь! — молвила она ласково.

— Не хочу, не хочу, — залепетал я, как маленький мальчик.

— Почему не хотите?