Ладислав Клима - Страдания князя Штерненгоха [Гротеск-романетто]

— Я прикажу императору казнить тебя! Он должен собственноручно четвертовать тебя! Ты знаешь, кого ты обманула? Князя Гельмута Штерненгоха, первого любимца и советника императора, Германской империи величайшую опору, гав, гав, гав!

— Это очень мило, — сказала она, махая метлой над моей головой, — но, простите, вы больше похожи на конюха Его Сиятельства. Вы изволите пахнуть хлевом и — водкой.

— Так вот тебе мой паспорт! — швырнул я ей свою визитную карточку.

— Это очень мило, но может быть, князь потерял ее где-нибудь, или вы…

— Тогда я представлюсь тебе иначе! — И вынув оба пакета с деньгами, я разорвал на них ленты и разбросал содержимое по воздуху.

Ведьма побледнела, несколько раз посмотрела на банкноты, потом на меня — и после этого упала передо мной на колени…

— О Ваше Превосходительство, прошу прощения, что увидев ваше высокопоставленное лицо и весь ваш величественный образ, я не признала вас сразу! О, какое счастье видеть вас под своим кровом!

— Оправдайся, podex romanus пуст! Гав! Гав! Я Слон, Слон!

— О Ваше Превосходительство, простите великодушно, но вы сами немного виноваты. Вы не изволили сообщить мне свой адрес, иначе я известила бы вас о катастрофе, происшедшей в последнее время. Ах, ах… Дело в том, что настало затмение планеты Альдебаран, ибо месяц оказался между нею и солнцем; и приказал вследствие этого могущественный Альдебаран, горько плача, всем лучам своим, по миру бродящим, тотчас к нему возвратиться, дабы свет новый ему предоставить. И таким образом приключилось, что и лучи, в podex romanus заключенные, стремительно из него вылетевши, на планету Альдебаран переселились…

— Это все правда, но там были еще помет, слезы и перышко лягушки!

— Да, Ваше Превосходительство, но лучи Альдебарана поглотили все, вещества эти одновременно с ними из ореха улетучились. Все проходит, Ваше Превосходительство, ничто не долговечно: вам хотелось бы, чтобы вещества, содержащиеся в орехе, были исключением?

Мне пришлось признать ее правоту; ее глубокие знания природы внушили мне уважение. Более миролюбиво я сказал:

— Гав! Гав! А что будет дальше? Вчера этот солодяк меня отлупил как собаку.

— Тут легко помочь. Нужно поймать новые лучи Альдебарана, который излучает опять прежнее сияние. Ибо остальные вещества у меня есть.

— А когда ты их поймаешь?

— Самое позднее через неделю, Ваше Превосходительство. Но, — тут она вдруг расплакалась, — у меня разбилась стеклянная ловушка, она дорогая, а я женщина бедная, несчастная, ой, ой, ой!..

— Сколько она стоит?

— Боюсь сказать, 2000 марок…

— Вот тебе четыре.

— О Ваше Высокопреосвященство! — Она целовала мои ноги. Но через мгновение она снова расплакалась. — Я забыла, что мои слезы гориллы высохли. Но, к счастью, в зоопарке имеется один экземпляр этой редкой обезьяны. У нее как раз родился детеныш. Если мы отнимем его у нее, она будет горевать и плакать горькими слезами, — однако вот беда! Сторож любит ее как собственное дитя и ни за что на свете не позволит обидеть ее… Ни за что на свете… разве что хорошо заплатить ему за это…

— А много ли?

— Боже мой! По крайней мере, пять тысяч марок!

— Глупости, вот тебе десять тысяч!

— О Ваше Высочество, теперь вы спасены! Однако — О Боже Всемогущий — это сделать нельзя, нельзя… О, простите меня и деньги эти возьмите!

— Что — что — гав! Боже мой! — Я расплакался.

— Ваше Высочество, я дала Богу обет никогда больше не заниматься колдовством. Подумайте, ведь это касается спасения моей души…

— Господи Иисусе Христе, не может этого быть! Хотя бы один раз, прошу тебя, Бог тебя простит, это касается спасения моей души…

— Ах, ах… Но сейчас я вспомнила: явилась мне сегодня во сне Дева Мария и сказала: «Милая Кюмист, тебя посетит князь Штерненгох, самый знатный и щедрый аристократ на свете, с просьбой дать ему podex romanus. Я разрешаю тебе сделать это, но с условием, что за души в чистилище ты отслужишь тысячу заупокойных панихид». Но, Ваше Высочество, каждая обойдется в двадцать марок, о, я бедная женщина…

— И больше ничего? Гав, гав! Это двадцать тысяч — получай — и вообще, забирай все, что здесь лежит, это двести тысяч, князь Штерненгох никакой не торгаш, гав, гав!

— О Ваше Величество, — я не буду описывать, что она делала. Но внезапно она схватила меня: — А теперь прошу учтиво Ваше Величество покинуть меня, так как моя мысль о проблеме, как поймать лучи Альдебарана, уже интенсивно работая, не может терять ни минуты. — И стала толкать меня за дверь.

— Почему ты называешь меня Величеством? Я не император, я Слон, гав, гав!

— Но вы будете императором! — Воскликнула она торжественно. — Мой пророческий глаз видит это на Вашем величавом лице. Вскоре император назначит вас канцлером своим, однако вы своей славой настолько блистать будете, что правитель земли нашей признает вас достойным трона своего и, сойдя с него, вас на него посадит. Однако не будем терять время, Ваше Величество, покиньте сейчас служительницу вашу, приняв сначала мое благословение, чтобы, до того времени, пока podex romanus снова не будет почивать на вашем сердце, силы ада не нанесли вам вреда!

Она плюнула на ладошку, растерла слюну, в то время как я выл от радости. Затем, натирая мой лоб, бормотала таинственные заклинания:

— Чуры-муры тюмтюлум, пуки-пук и чумчумчум!

И не успело это произойти, как божественный дух вступил в мое тело. Я обнял, лая, эту исключительную женщину, но она, кланяясь покорно, вытолкала меня за дверь.

Огромная радость направляла вперед по улице мои шаги, так что я почти даже бежал. Мне хотелось кричать, визжать, лаять, чтобы отвести душу, но я сдерживал себя. Я никогда не был в трактире, но сейчас мне захотелось влаги. Вхожу, заказываю ржаную водку. Потом ищу деньги. Нигде ничего, ни пфеннига.

— Ну, так что же? — накинулся на меня трактирщик, когда я без конца продолжал шарить у себя по карманам.

— А ну, помедленнее, лавочник, — сказал я. — Я князь Штерненгох, ты своих денег не лишишься.

— Ты, да князь Штерненгох, навозная дрянь? — захохотал он, — так заплати, заплати, а то я позову полицию, вахлак!

Во мне вскипела вся моя дворянская кровь.

— Прохвост, — вскричал я. — Тебе платить? Этого еще не хватало!

— Со мной, в участок!

Он потащил меня к двери. Но я просто так не сдался. Некоторое время он пытался тащить меня, а потом сказал:

— Ты того не стоишь, оборванец, чтобы я с тобой марался!

И открыв дверь, пинком в задницу вытолкнул меня на улицу.

Я не чувствовал, верьте мне, никакого стыда, а наоборот, триумфальное удовлетворение из-за того, что удалось избежать платежа. Именно это, а также алкоголь, проникающий в мой мозг, усилили мое ликование. Ни с того, ни с сего я пустился бежать, крича: «Эй, эй, Альдебаран, красная планета! Слезы гориллы, гав, гав! Я Слон и император немецкий! В сторону, сброд, сам император едет!»