Стэйси О'Брайен - Сова по имени Уэсли [litres]

Я кивнула. Вот тебе и «не станем никому рассказывать».

– А, хорошо. На какой режим ставить и сколько их… Э-э… Размораживать… Для-я… Совы?! – выпалила она, кажется, чувствуя себя глупо.

– Это для Уэсли. Я же ей все написала, она должна была звонить только в случае каких-то ЧП. Простите, пожалуйста.

– А, да ничего, все в порядке, но что мне ей сказать? Она все еще на телефоне.

Супер.

– Ох, простите, Эйлин. Пусть поставит на разморозку на двадцать секунд. Потом пускай достанет пакетик с четырьмя мышами из печки и оставит просто полежать, пока температура в нем не станет равномерной – ни горячих, ни холодных участков. Скажите, что можно еще немного помять пакетик руками, чтобы убедиться, что они мягкие и что он сможет их целиком проглотить.

Эйлин, судя по виду, была на грани обморока.

Она ушла передавать мой ответ маме, а я упала лицом в подушку.

– О не-е-е-е-е-е-ет, – простонала я.

Как выяснилось, нужды скрываться на самом деле не было – родители Гая оказались прекрасными людьми. Однажды мы с ними ездили отдыхать в глубинку на десять дней на реку Маккензи, бродили там по девственным лесам, где с деревьев свисал мох и обитали желтые слизни и тигровые саламандры. Собирали дикую ягоду и пили из ледяных источников. То был настоящий рай на земле.

Эйлин очень заинтересовалась Уэсли. Она сказала, что если уж я записывала его звуки дома (подробности про спаривание с моей рукой я опустила), то мне стоило бы записать и звуки очень редкой краснокнижной пятнистой неясыти, которые они иногда слышали, сидя на террасе. Они с Гаем были уверены, что сумеют поймать эти звуки на пленку. Я решила, что народ в Калтехе будет весьма рад записям звуков этого вида.

Я тогда довольно рано легла спать, а проснувшись утром обнаружила у себя на тумбочке кассету, подписанную «Звуки северной пятнистой неясыти».

Я молниеносно оделась и спустилась на кухню, где как раз завтракала вся семья.

– Что это? – спросила я.

– Мы с Гаем ночью сделали вылазку и записали для тебя звуки пятнистой неясыти, – ответила Эйлин.

– Что, правда? – я была просто в восторге.

– Да, покатались по округе, нашли подходящее место, остановились и записали.

Гай энергично кивнул, глотая свой завтрак. Я была очень тронута. Эта семья, связанная с лесозаготовительной промышленностью, приняла меня и столько для меня делала!

По дороге домой мы заехали к Вэнди, которая теперь жила в небольшом коттеджике в лесах Орегона. Она была рада наконец-то познакомиться с Гаем, про которого я уже несколько месяцев столько ей рассказывала по телефону.

– Пойдем, Стэйси, ты просто обязана это увидеть! – Вэнди вместе с Энни отвела нас за дом, где стоял большой вольер, в котором обитали собака по имени Кортни, гигантский бурый норвежский кролик и молодой олененок. Рыжевато-коричневый с пятнышками, большеглазый олененок был прекрасен, и мы по очереди кормили его из бутылочки.

– У них просто потрясающие отношения друг с другом.

Стоило Вэнди это произнести, как крольчиха постарше, самая, кстати, большая из всех, что я когда-либо видела, по имени Свирепая, потрогала олененка за ноги лапами, тот склонился к земле, а Свирепая запрыгнула ему на спину и развалилась на нем, явно намереваясь вздремнуть.

– Пару недель назад олененок выбрался из загона, испугался какой-то собаки и убежал. На следующий день исчезла Кортни, оставив порванный ошейник. Мы с Энни чуть с ума не сошли от горя. А три дня спустя Кортни вернулась, ведя за собой олененка.

Вэнди хохотнула.

– В дикой природе олень и собака были бы врагами. Когда он подрастет, я сдам его в центр реабилитации. Это пятнистый олень, такие здесь не водятся, так что выпускать его на волю здесь нельзя – он может нарушить местную экосистему. Конечно, Кортни и Свирепая будут по нему скучать.

Олененок тем временем поднялся на ноги и принялся щипать траву. Кортни из солидарности последовала его примеру, причем смешно кривя губы, дескать: «Что это сумасшедшее копытное нашло в этой зеленой штуке?»

Муж Вэнди во время нашего визита почти не разговаривал с нами. Судя по лицам Вэнди и Энни, что-то было не так. Я из-за этого расстроилась и разволновалась за подругу.

Спустя еще два дня езды мы с Гаем наконец-то вернулись домой. Сперва я переживала из-за возможной реакции Уэсли – я никогда еще не покидала его на такое долгое время. Мама, правда, много с ним разговаривала, чтобы он не чувствовал себя одиноким и брошенным. Он довольно спокойно отреагировал на мое возвращение и совсем не одичал, как это бывает, по мнению экспертов, с прирученными совами, которых надолго оставляют хозяева. Да, он стал чуточку более диким, чуточку более несговорчивым и нервным, но не более того. Он пытался поначалу демонстративно отстраняться от меня, даже не особо хотел здороваться, но на деле был так рад меня видеть, что долго не выдержал.

Уэсли всегда спал лицом ко мне на ближней к моей кровати стороне насеста. Однако в ту ночь, когда я вернулась, он лег на другую сторону и повернулся спиной, демонстрируя свою обиду. Я, в свою очередь, ворочалась в постели и никак не могла уснуть. Около трех часов утра он все же вернулся на привычное место и сел как можно ближе ко мне, и я смогла, наконец, уснуть.

Я была благодарна маме без меры. Как по-вашему, многие матери согласятся кормить дикое животное дохлыми мышами в отсутствие своей дочери, да еще надевать при этом защитные очки и пользоваться щипцами для барбекю, чтобы защититься от возможного нападения? Вот и мне думается, что не очень.

К следующему вечеру у нас с Уэсли уже снова все было, как обычно. Он тщетно пытался всеми правдами и неправдами возбудить во мне ответное желание спариваться. Он сооружал сложные, красивые гнезда из журналов, которые тщательно отбирал, стаскивал с бачка унитаза и раздирал на ленточки, после чего начинал издавать свой неугомонный, душераздирающий брачный зов. О, точно! Этим он напомнил мне о кассете со звуками пятнистой неясыти, которую дала мне мама Гая. Я с нетерпением ждала возможности послушать содержимое пленки и гадала, как на него отреагирует Уэсли.

Я вставила кассету в проигрыватель и села слушать.

– Сюда. Мам, иди сюда.

– Ты где? Ай! (Звук ломающихся кустов.)

– Гай, включи фонарик.

– Не стоит, а то спугнем.

– А, вот ты где. Ладно, включай запись.

– Уже включил. Тс-с-с…

(Долгая тишина.)

– Слышал?

– Ага, шикарно… Ей понравится.

(Снова тишина.)

(Треск, вскрик, снова треск и шуршание кустов.)

– Это еще что?

– Не знаю, не знаю, просто иди. Давай, быстрее!

(Снова шуршание.)

– Ай! Прям на ногу!

– Ну так не останавливайся на полном ходу!

– Я ни черта не вижу.