Владимир Шапко - Железный старик и Екатерина [СИ]

– Здравствуйте, Геннадий Иванович, как состояние Дмитриева? Из четвёртой?

Завьялов медлил отвечать. Городскова напряглась.

– А вы знаете, ничего. Явная положительная динамика. Пришёл в себя, разговаривает. Крепкий старик. Видимо, завтра или послезавтра переведём в палату.

– Спасибо вам! Спасибо большое, Геннадий Иванович!

Городсскова чуть не плакала.

Вечером позвонил Рома.

– Я набирал сегодня Сергея Петровича. Он почему-то не отвечает. Он где: дома, на даче?

– Телефон, может быть, разрядился. Я завтра, наверное, увижу его, скажу, и он обязательно тебе позвонит. А теперь рассказывай давай, как у вас дома. Как папа, как мама?

Как всегда прошла через приёмный покой, разделась в раздевалке и поднялась на четвёртый этаж.

В ординаторской – никого. Видимо, все на обеде. В столовой.

Пошла в палату. Может быть, уже перевели.

Когда вошла, все в четвёртой палате сразу начали отворачиваться. Углубляться в свои дела. В еду. В болезни.

Постель Сергея Петровича собирала пожилая санитарка. Одеяло, две простыни толкала в серый большой мешок. Сдирала с подушки наволочку. Другая санитарка, помоложе, выгребала всё из тумбочки. Стеклянные банки из-под еды. Кульки с печеньем, железную миску с ложкой, вилкой.

Старая скатала матрас, обнажив железную сетку. С мешком, с матрасом под мышкой пошла к двери.

Все по-прежнему не поворачивались. Только парень в олимпийке крутил головой, испуганно смотрел то на оголённую кровать, то на женщину. То на кровать, то на женщину.

Екатерина попятилась, вышла.

В коридоре опустилась на диван. Обеими руками схватилась за край его. Сидела, раскачивалась. Сразу закапали слёзы. С плачущей виноватой улыбкой не могла найти платок.

В кармане кофты зазвонил мобильник. Машинально открыла, поднесла.

– Ба, ты где? Почему не отвечаешь?

Женщина отстраняла мобильник, мотала головой, словно проваливалась под землю, в ад, давилась слезами.

– Ба, ты слышишь?..