Жамбын Пурэв - Гром

Батбаяр погрыз сыра, свернулся калачиком и, положив голову на колени матери, задремал. Кроме назойливого лая собак, не доносилось ни звука, и Гэрэл временами казалось, что они сейчас одни-одинешеньки в развалинах древнего глинобитного городища, посреди огромной безлюдной равнины. Истинной правдой оборачивались недавние слова слепца: «Наш измученный народ для амбаня лишь игрушка. А потому и доля у людей, что в худоне, что в монастырях, — всюду одна: тяжелая рабская доля».

Гэрэл прикрыла ноги сына попоной, осторожно коснулась губами его холодной щеки и с тоской прошептала:

— Мне-то уж все едино. И собаки сожрут — невелико горе. А ты, сынок? И зачем только судьба наградила тебя такой матерью?

Батбаяр дремал вполглаза, часто просыпался, обеспокоенно вскидывал голову и тут же снова ронял ее на колени матери.

«Вот ночь и прошла, — подумала Гэрэл, глядя на занимающуюся зарю. — Одна-то ночь еще ладно, но разве проживешь так всю жизнь? А завтра чем я накормлю сына? А что делать послезавтра? А осенью, когда наступят холода? В каких местах придется нам околевать?» — Перед глазами женщины вставали картины занесенной снегом голодной степи и скрюченные фигурки замерзающих нищих.

На рассвете они поднялись, взнуздали лошадь и двинулись к видневшемуся неподалеку роднику. У ручейка уже толкались козы и несколько черных осликов. Наполняли свои латунные фляги послушники-водоносы. Шаркая огромными гутулами, приплелись две старухи в широких ватных штанах, а вслед за ними красноносый, мордастый лама с обмотанной орхимжи головой. Протолкавшись к роднику, он выудил из-за пазухи деревянную чашку. Пять раз зачерпнул и пять раз осушил он свою посудину. Разгоняя застоявшуюся кровь, здоровяк покрутил шеей. Заметив, что за ним наблюдает какая-то женщина и ребенок, повернулся к ним спиной и, подозвав крутившуюся у родника рыжую собачонку, стал что-то ей скармливать, ласково приговаривая:

— Ах ты рыженькая, не родня ли ты самому льву!..

— Лама-гуай, — робко окликнула его Гэрэл. — Не скажете ли, как нам разыскать княжеское орго?

Мордастый смерил ее презрительным взглядом, словно хотел сказать: «А что тебе там делать?! Сдуру собака и на луну лает», но так и не удостоил женщину ответом, пошел прочь.

— Как же так, мам? С шавкой он играет, смеется, а для нас у него и слова не нашлось, — провожая ламу взглядом, воскликнул возмущенный Батбаяр, схватил первый подвернувшийся под руку камень, запустил в рыжую собачонку.

— Зачем ты так, сынок. Сто лет ему жизни!

«Не льни к ламам, амбаням, китайским купцам», — всплыл в памяти мальчика наказ старика Цагарика.

На севере, в конце долины, виднелись грязно-серые юрты. Они стояли на отшибе, этакие нелюбимые пасынки-уродцы. «Тут, видать, миряне-то и ютятся, голытьба, что мусор из монастыря вывозит, пилит ламам дрова и кормится остатками их трапез», — подумала Гэрэл.

— Куда мы сейчас? — спросил Батбаяр.

— Во-он в те юрты пойдем. Может, хоть там найдется для нас чашка чаю.

— Мам, а зачем нам туда идти? Ведь нас сам князь к себе звал!

— Господин скорее всего из худона еще не возвратился. Околачиваясь подле его хором, мы только время зря потеряем.

— А где мы его потеряем не зря? Что с того, что еще не возвратился. Пойдем посмотрим, где его подворье. Заодно узнаем, когда приедет, — не сдавался мальчик.

«Если уж ламы нас прогнали, беднякам мы и вовсе ни к чему», — подумала Гэрэл и решила не противиться желанию сына.

Расспрашивая прохожих, они дошли до северо-восточной окраины монастыря. Там особняком, на широкой террасе стоял большой дощатый хашан, из-за которого выглядывали кумирни с изящными гнутыми крышами. Гэрэл окинула взглядом золоченые украшения на крыше миниатюрного белого храма, развевающиеся на высоких шестах желтые и синие флажки, рассмотрела среди стоящих на деревянном помосте белых с красными хольтроками юрт двойную юрту с золотым навершием-ганжиром — видимо, ханская ставка — и низко поклонилась. Меж юртами деловито сновал служивый люд — у каждого на поясе чашка в кожаном мешочке, все в хурэмтах и головных уборах с разноцветными жинсами.

«Может, уже и вернулся?» — подумала Гэрэл и, ведя за собой лошадь, двинулась вокруг хашана. Путники остановились возле широких коричневых ворот и согнулись в поклоне. Мимо проходили ламы, миряне самых разных званий и чернь, но никто не удосужился обратить внимание на женщину с мальчиком. Они стояли уже довольно долго, когда к воротам подошел большеголовый, средних лет мужчина в мешковатом дэле тибетского сукна и расшитых найманским орнаментом гутулах. Мужчина уже протянул руку к калитке и вдруг застыл на месте, заметив привязанного к хашану гнедого.

— Эй, вам чего здесь надо? — окликнул мать и сына выглянувший в это время из ворот стражник. — Если поклониться хану, так он еще не прибыл.

— Смилуйся, почтенный, выслушай. Господин сам повелел нам явиться к нему, — кланяясь, сказала Гэрэл.

— Это вам-то? Неужели так самолично и повелел? — недоверчиво переспросил стражник.

— Именно так и повелел. Сто лет ему жизни.

— Когда же это могло быть-то? Он уже давненько сюда не показывался.

— Похоже, что так оно и есть. Мы-то ему в долине Батган попались. Вот, коня пожаловал, — показала на гнедого Гэрэл.

Застывший возле гнедого большеголовый мужчина резко обернулся:

— А что, вполне может быть. Гнедой-то — сынка моего! Тот самый, что мы поднесли в дар хозяину.

— Ой, и правда, это же ваш жеребчик, бойда-гуай, — расплылся в улыбке стражник.

«Узнал хозяин лошадь-то, не отобрал бы теперь», — заволновалась Гэрэл.

Стражник пошептался о чем-то с большеголовым бойдой и с неприступным лицом прошел мимо матери и сына во двор, громко хлопнул калиткой, давая понять, что на ханском подворье делать им нечего.

— Подите-ка сюда, — кивнул Гэрэл и Батбаяру большеголовый мужчина. — Чьи будете, откуда, почему хотите попасть на прием к хану? — расспрашивал он.

Выяснив все, что его интересовало, помолчал, задумчиво переводя взгляд с Батбаяра на коня и обратно.

— Чего еще из вещей привезли?

— Больше ничего, мы же сюда на моленье, — ответила Гэрэл.

— Так это все, что у вас есть? — переспросил ошарашенный казначей, тыча пальцем в потник и свернутые дэлы.

— Ага, — кивнула Гэрэл.

— М-да, — протянул казначей и посмотрел на мальчика.

— Ну-у, а ты что думаешь делать? Сможешь ли пасти овец или, скажем, коней?

— И сделать петлю для укрюка, и заарканить ею коня, и верблюдов напоить из колодца, — блеснув глазами, выпалил Батбаяр.

— Чем-то ты приглянулся нашему хану, если он коня для тебя не пожалел, — поглаживая жеребца по крупу, задумчиво сказал большеголовый и неторопливо прошелся взад-вперед. — Ну вот что, езжайте в мой аил. Он сейчас на Орхоне, в Хоргой хурмын хормой. А уж там я позабочусь, чтоб вы не ложились спать на пустое брюхо. Как? Договорились?