Вячеслав Прах - Храм мотыльков [litres]

– Он предпочитает курить на свежем воздухе и не портить воздух окружающим, – с достоинством ответила миссис Норис.

– Действительно, очень этично с его стороны. Передайте ему мое почтение, я, как человек некурящий, благодарен ему за его уважение к людям, которые не приемлют пассивное курение.

– Обязательно передам, доктор…

– Простите, я не представился. Доктор Фредерик Браун.

– Очень приятно, доктор Браун. Вы – человек новый, а потому скажите мне – по-вашему, это нормально, если мужчина приходит на свидание только раз в неделю, не чаще?

– Ну… – Фредерик задумался. – Это зависит от того, какие отношения у людей. Если свободные…

– Нет, я категорически против свободных отношений, доктор. Как и он! Понимаете, я преисполнена любовью к нему, как Джейн Эйр – к мистеру Рочестеру, я не представляю своей жизни без него.

То, что говорила эта морщинистая женщина, было удивительным и каким-то неуместным одновременно. Доктор Браун полагал, что в старости люди превращаются в сухую кору и не способны любить. Любовь – это игрушка молодых.

– Но мне кажется, что Адольф Добельманович ходит к другой… Только тс-с!

«Еще бы Адольф Добельманович не ходил к другой, мне кажется, у его ног штабелями лежат сотни таких вот миссис Норис. Почему-то этот загадочный мужчина, идейный борец против пассивного курения, питает особую страсть к женщинам из сумасшедших домов».

– Вот и он! – радостно воскликнула миссис Норис.

Почему-то Фредерику вдруг стало не по себе, он посмотрел в ту сторону, куда смотрела его собеседница, а именно – на приоткрытую входную дверь, но там не было никого. И если бы дверь вдруг легонько шевельнулась из-за сквозняка, то у доктора Брауна случился бы сердечный приступ.

Фредерик сглотнул слюну.

– Боже, если бы вы знали, Адольф Добельманович, какой у вас прекрасный молочный запах и как портит все этот табачный дым, то вы бы незамедлительно бросили курить раз и навсегда. Жаль, что вы не умеете видеть моими глазами. Кстати, я не представила вам доктора Брауна… – И старушка радостно уставилась на какой-то предмет, видимый только ей одной в воздухе, это существо парило прямо напротив дивана, на котором сидел доктор Браун. Миссис Норис обращалась к своему возлюбленному, словно он стоял сейчас перед Фредериком и дышал тому прямо в лицо. Откровенно говоря, доктор Браун еще никогда в своей жизни не испытывал подобного чувства. Он на самом деле ощутил присутствие кого-то другого в этой комнате. Нет, его обоняние не уловило запаха табачного дыма, просто он каждой клеткой тела ощутил другую энергетику.

– Ему очень приятно с вами познакомиться, доктор. Он говорит, что вы – крепкий парень.

– И мне очень приятно, передайте ему, – сказал как-то растерянно Фредерик, но затем взял себя в руки и убедил себя в том, что все это существует для нее одной, и те слова, которые сейчас он слышит, – ее мир, не его.

– Может быть, он присядет возле меня? В ногах правды нет.

– Сожалею, дорогой доктор Браун, но мы вынуждены покинуть вас. Есть такие вещи, которые хотелось бы произносить наедине, чтобы не слышал никто. Надеюсь, вы меня понимаете…

– Конечно, миссис Норис, не стану отнимать вас у Адольфа Добельмановича. Хорошо вам провести время.

– Спасибо. До встречи, доктор.

А затем старуха, обращаясь шепотом к воздуху, вышла из палаты и отправилась гулять по длинным коридорам ее большого дома вместе со своим кавалером.

Миссис Норис вернулась через полчаса, ровно к обеду, в сопровождении своего спутника. Доктор Браун тем временем стоял у окна и смотрел на белый заснеженный двор; кроме человека, расчищавшего снег, на улице больше не было никого. «Наверное, холодно выходить курить на улицу в такую погоду», – подумал про себя доктор. В комнате миссис Норис было тепло, даже слишком тепло, и он, Фредерик Браун, не смог бы здесь долго находиться с закрытым окном. Ему нужен был свежий воздух, он был человеком достаточно закаленным из-за холодного дома, который, по словам его супруги Мэри, был абсолютно непригоден для жизни.

– О, вы еще здесь, доктор… – сказала старушка, когда вошла. – Мы думали, вы давно ушли.

– Мне уйти, миссис Норис?

– Если хотите, можете остаться. Вы дослушали Моцарта? Я могу включить вам Баха…

– Не стоит, – запротестовал доктор. Классическая музыка его угнетала и наводила на всякие грустные мысли. Фредерику не давал покоя его пациент, теперь уже «безымянный». Он понимал, что должен сложить в уме очень сложный пазл, многих деталей которого попросту не хватает.

– Как скажете, доктор Браун. Адольф Добельманович, как вы можете не видеть, что я поправилась на три с половиной килограмма? А? Вы мне льстите, нахваливаете меня, делаете вид, что не замечаете ч… – она оборвала свой монолог на полуслове, внимательно послушала тишину, а затем снова продолжила:

– Боже мой… – Лицо миссис Норис приняло страдальческий вид. – Если я узнаю, что вам нравятся толстушки, то я сяду на строжайшую диету и буду пить только воду. Я вам назло стану ана…

Она вновь замолчала, словно прислушиваясь к неизвестному источнику. А затем ее лицо расслабилось, и на мгновение она всем телом вздрогнула, словно ее в самом деле кто-то касался сейчас.

– Вы – самый нежный человек в моей жизни, Адольф Добельманович. Дни, проведенные с вами – такие же незабываемые и прекрасные, как и то время, когда я была молодой и цветущей. Когда на меня обращали внимание мужчины – симпатичные и бедные, знаете, бедность – это отсутствие красоты, высокие и низкорослые, толстые и худые. На меня обращали особое внимание красивые женщины, они либо мне завидовали, либо восхищались мною. Адольф, знаете, по какому критерию я выбирала, с кем из мужчин мне пить кофе? – В этот раз мадам не стала дожидаться ответа своего собеседника. – Запах! Если мужчина пах для меня молоком, как пахнет головка у младенца, то этот мужчина мне был интересен. Как минимум потому, что со временем он не начнет в нашей квартире вонять. А вонь раздражает, Адольф Добельманович, мужская вонь хуже холеры. Если мужчина при знакомстве изначально не особо приятно пахнет, то вскоре, после какой-то ссоры, он начнет вонять, как лучшие сыры Франции. Но нет, сыры я очень люблю, не знаю, почему вдруг пришло такое сравнение, он, скорее, начнет пахнуть, как протухшее белье. И знаете, мой дорогой…

Доктор Браун не мог больше этого слышать и решил незамедлительно покинуть комнату и поговорить с миссис Норис в другой раз, когда ее возлюбленный, Адольф Добельманович Пульк, покинет ее дом и перестанет отвлекать старуху от мира доктора Брауна.

– До встречи, миссис.

– Вы уходите, доктор?

– Я зайду к вам завтра утром, не стану вас отвлекать от беседы. Прекрасного дня вам и Адольфу Добельмановичу.