Рэйчел Кушнер - Комната на Марсе [litres]

Она была беглянкой без всякого убежища. На железнодорожном переезде она услышала гудок поезда в отдалении. Спрятавшись за разветвительной коробкой, она обождала, пока проедет поезд, а потом пошла по рельсам. Она вышла на скоростную магистраль и стояла на обочине в южном направлении, ловя попутку.

Сэмми знала квартал трущоб, ей не раз случалось жить там между тюремными командировками, и она направилась туда. В таком месте человек мог раствориться, если был достаточно осторожен. Ей удавалось избегать ареста несколько месяцев, но в конце концов она попалась на тотализаторе. Берндт выдвинул обвинение, но они так и не оформили развод, так что, насколько понимала Сэмми, она все еще была замужем за этим деревенским дурачком, жившим неподалеку.

На нашей еженедельной прогулке в клетке на свежем воздухе я заметила за колючей проволокой того учителя. Он шел по дорожке в жилой блок карцера. Я прокричала ему приветствие. Он ответил мне через завитки колючей проволоки.

– Вы что-то надумали насчет аттестата на среднее образование?

Я ответила, что нет.

– Дайте знать администрации, если захотите пройти тест. Вопросы были легкими для вас, и это хороший показатель. Хотя я не проверял ваши навыки чтения.

Я сказала ему, что умею читать. И окончила среднюю школу.

Он кивнул.

– Я этого не сознавал.

– Я могла бы поступить в колледж. Я поступила в Калифорнийский университет.

Я не была особой лгуньей до того, как попала в тюрьму. Инстинкт лгать служащим и надзирателям включается сам собой. Они дурят нас, мы – их.

– Не шутите? Серьезно? Моя школа была рядом.

Я рассказала ему историю о том, как мне было грустно, что я не могу продолжать образование, потому что мой отец болел и мне приходилось ухаживать за ним.

– Мне на самом деле не хватает чтения, – сказала я. – Люблю читать книги.

Это не ложь.

– Я с радостью достану вам что-нибудь почитать, если хотите. И теперь, когда я знаю, что у вас достаточно высокий уровень, это будут не учебные пособия для школьного аттестата, обещаю. А что вы любите читать?

– Что вы любите читать , – сказала Сэмми, передразнивая его, когда он ушел. – Этот парень выглядит как форменная жертва. Мог бы стать твоим личным Берндтом. – Сэмми изобразила, как сматывает удочку. – Делай это медленно, делай это правильно – и вот перед тобой Берндт Второй.

Я притворилась, что решила заарканить учителя, но только потому, что сочувствовала Сэмми, которая привыкла смотреть на всех как на возможных жертв, поскольку жертва означала спасение.

Те индейки, которых я видела из тюремного автобуса, утром после ночи в цепях , с перьями, летевшими по ветру над дорогой, направлялись не в Стэнвилл. День благодарения отметил наш первый месяц в карцере. Нам подали праздничную еду через кормушку. Я посмотрела на свой поднос. На нем лежала большая, мясистая птичья ножка. На редкость большая. Я еще никогда не видела такой большущей ножки.

– Каждый год у них одно и то же, – сказала Сэмми.

– В смысле?

– Гигантское мясо в День благодарения. Говорят, это эму.

Эму – это большие, страшные и злобные птицы, вроде страусов. Их держал сосед по ранчо, где жил Джимми Дарлинг. Иногда они выбирались наружу и бродили по округе. Они были как люди, агрессивными и непредсказуемыми, с мозгами размером с грецкий орех.

Выдав нам эту отвратную еду, Маккинли вывел нас в зарешеченный бетонный двор на дополнительную прогулку в честь праздника. Было довольно холодно. Бледно-серое небо напоминало цветом старую кухонную утварь. Ветер бросал пыль нам в глаза, а мы сидели на земле, ожидая, пока мимо, по ту сторону колючей проволоки, пройдет кто-нибудь из служащих или надзирателей. Такие немудреные развлечения скрашивали нам жизнь. Пробежала медсестра. Затем еще две.

– Спасайте жизнь! – прокричал Конан.

Его интонация поубавила их рвение, придала их миссии комический оттенок. Жизнь здесь немного значила. Просто Конан захотел что-то выкрикнуть, глядя, как качаются груди бегущих сестер.

Я была голодной. Но не стала есть эму. Сэмми тоже.

– Если бы я не застряла в карцере, я могла бы продать эту хавку, – сказала Сэмми. – Черные девочки пустили бы ее на фарш вместе с кукурузными консервами. Я видела в прошлом году, как черная чика стащила большую птичью ногу из харчевни. Обварила себе снутри ляжку до волдырей.

– Почему ты такая расистка? – сказал Конан. – Черные девочки это. Черные девочки то. Просто потому, что мы правим этой тюрьмой.

– Мы могли бы править здесь, – сказала Сэмми, имея в виду латинок, – если бы многие из нас не ловили кайф все время.

– А что, хорошая идея, выменять лишнюю хавку, намешать с кукурузой и фаршем, – сказал Конан. – Может, намять туда кукурузного сыра, добавить маринованных перцев. С такими кусками мяса они не выебывались. Это было серьезно. Это вам не мортимерская порция.

Считается, что была такая заключенная в Стэнвилле, по фамилии Мортимер, которая засудила тюрьму. Из-за нее теперь нам выдавали не больше 1400 калорий в день, чтобы мы не могли подать на них в суд за ожирение, как это сделала Мортимер. Мортимерская порция – это очень мало. Но служащие говорят нам винить не тюрьму, а Мортимер, которая подложила нам всем свинью, подав жалобу по форме 602, приведшую к необоснованному судебному иску. Есть немало подобных правил, с которыми связаны имена каких-то заключенных. Чтобы получить лекарства, мы становимся в будку Армстронг. Будка Армстронг – это красный квадрат, нарисованный на полу вокруг стойки с таблетками. Во имя конфиденциальности. Если же вас не вызывали к окошку или вы просто проходили мимо и наступили на красный квадрат, вы получаете выговор по 115-й статье – спасибо параноичке по фамилии Армстронг.

Мы ненавидим таких зэчек, которые всем портят жизнь, но, возможно, их вообще не существует. Сэмми сказала мне, что в действительности жалобы по форме 602 попадают в измельчитель бумаг в офисе помощника судьи. Я сомневаюсь, чтобы заключенные могли внести свою лепту в историю, чтобы их фамилии присваивались новым правилам, когда даже подать жалобу за гранью возможного.

Говорят, праздники в тюрьме – самое депрессивное время. Это правда. Проблема в том, что ты не можешь не думать о своей прежней жизни или о том, какой она могла бы быть. Праздники дают понять, какой должна быть жизнь.

Мой последний День благодарения на воле я бездарно угробила. Я отработала дневную смену в «Комнате на Марсе». Мужчины по праздникам не отдыхают от своих пристрастий. Праздники у мужчин – занятое время, потому что им нужно сбежать из своих реальных жизней в свои реально реальные жизни с нами, своими фантазиями.

Никто не заставлял меня проводить День благодарения в «Комнате на Марсе». Я не так уж сильно нуждалась в деньгах в тот день. Почему я не провела его вместе с Джексоном? Я отвела его к соседке. К ней пришли друзья, и они что-то приготовили. Дети веселились. А я сидела с Куртом Кеннеди в темном театре. В то время я решила поддаться слабости завести себе постоянного клиента. Инстинктивно я была против этого, но это как будто давало какую-то новую определенность. Я знала, что он будет там в мою смену. Он выберет меня не раздумывая. Мне не нужно будет осматривать помещение, ходить кругами в ожидании кого-то, кто решит провести обеденный перерыв в этом темном пристанище, в «Комнате на Марсе», и захочет заплатить именно мне, за компанию.