Александр Маркин - Дневник 2006–2011

19 февраля

Два часа провозился с Аней. Денис был занят: то работал, то читал. Когда Аню уложили спать, я пошел на кухню сделать себе чаю, а он грел там молоко и сказал, что сейчас выпьет горячего молока и пойдет купаться в проруби. — Смотри, осторожно, ноги сведет в холодной воде, и ты утонешь, — сказал я. — А ты хотел бы, чтобы я утонул? — Да.

20 февраля

К… познакомилась в интернете с паралитиком. Влюбилась в его фотографию. Разыскала его имейл, показала свою фотографию, написала, что хочет с ним встретиться. Они созванивались по телефону, но были друг другом разочарованы, а потом он написал ей, что будет на час в ее городе по дороге из Вены в Рио-де-Жанейро. Она приехала в аэропорт, подрочила ему в туалете, отвезла к терминалу, передала стюардессе, и он улетел. Ей было очень интересно, что может паралитик. Паралитик может целоваться, но открыть бутылки с минеральной водой не может, они вряд ли когда-нибудь еще увидятся, но это был интересный опыт.

21 февраля

Я панически боюсь операций под общим наркозом — боюсь потерять контроль над своим телом, по той же причине я боюсь спать в одной постели с другими людьми. Я вообще боюсь засыпать, потому что в мире, где и так все происходит помимо твоей воли, хотелось бы сохранять контроль хотя бы над своим телом. С другой стороны, героини сентиментальных романов всегда падали в обморок при виде злодеев: телом можно пожертвовать, главное — чтобы душа была чиста.

22 февраля

Сегодня в первый раз был в ИНИОН. Я не знал, что это такое и как это выглядит, и, когда вышел из метро, позвонил и стал расспрашивать сотрудницу тамошнего издательского отдела, на что ИНИОН похож.

«Выйдете из метро и увидите руины, похожие на советский бассейн», — сказала она. Точное описание. Я потом еще 15 минут ходил на морозе вокруг этих руин, потому что не мог найти вход. Там первый этаж весь состоит из одинаковых грязных снаружи и внутри огромных окон. Вход оказался совсем не там, где я его искал. Внутри ужасно — повсюду лежат огромные перевязанные пачки книг.

Каждый сорок второй житель Земли, за исключением тех, кто живет в Африке, любит наблюдать за тем, как стирается белье в стиральной машине, и я в их числе: сажусь в ванной на пол перед машиной и смотрю, очень захватывает.

24 февраля

Испугался сегодня худой чорной собаки, которая бежала мне навстречу по Осенней улице. Когда она приблизилась ко мне, я увидел, что у нее окровавленная пасть и что она несет в ней кусок мяса, из которого на снег капает кровь.

25 февраля

«А правда, что Земной Шар устроен совсем не так, как утверждает наука, и он полый внутри? — не унимался я. — И что в Антарктиде имеются тайные входы внутрь Земли?»

Николай Алексеевич утвердительно кивнул и сказал, что они своими методами зафиксировали: подо льдами Антарктиды быстро перемещаются тела больших масс. Они двигаются линейными маршрутами. Но что это за тела, они так и не смогли определить. После этого я стал с большим уважением относиться к рассказам своего давнего приятеля, депутата Госдумы Александра Венгеровского, который четыре года возглавлял Подкомитет по Разведке и утверждал, что ему известно, что в Антарктиде на базе в полости Земли долгие годы скрывался Адольф Гитлер.

О… рассказала, как ходила на прием в посольство: А его венгерская жена весь вечер трогала мою норковую шубу и шептала бьютифул… бьютифул…

2 марта

Сижу по вечерам с Аней, когда Денис с женой на работе, а его мать занята ребенком его сестры. Аня все время пытается удрать из своей комнаты, быстро ползает на четвереньках. В коридоре она каждый раз натыкается на зеркало, садится перед ним и подолгу сидит, открыв рот от удивления. Лакан называет это «стадией зеркала».

Про одну мою коллегу рассказали, будто она несколько лет в интернете сидела на форуме для молодых матерей-одиночек и выдавала себя там за одинокую мать-героиню пятерых детей, трех своих и двух приемных, причем приемные дети у нее болели раком. Когда кто-то попросил у нее фотографию больных раком детей, она сфотографировалась с двумя черными запеленутыми обезьянками и уверяла, что это и есть ее дети.

Бабушка очень мучается, не может ничего делать, только капризничает и смотрит телевизор, она говорит мне, что не хотела бы мучаться, я отвечаю ей, что тоже не хотел бы, чтобы она мучилась, я хочу, говорю я ей, чтобы она поскорей умерла и не мучилась больше, тогда она отвечает мне, что я сволочь. Еще она все время повторяет, что ей надоело сидеть в четырех стенах все время, в грязной комнате, заваленной книгами, старыми газетами и другим хламом, я говорю ей: пошли с тобой погуляем, я покатаю тебя вокруг дома и в яблоневый сад через дорогу, собирайся, а она мне отвечает, что вообще-то у нее нет настроения гулять.

Мать вчера рассказала мне про свою коллегу, которая с началом перестройки стала комплексовать из-за своей маленькой груди, хотя у нее был муж, который ее очень любил, и любовники, но ей все равно была нужна большая грудь, она стала копить деньги на операцию, участвовала в финансовой пирамиде, играла на тотализаторе, потеряла все деньги, залезла в долги, муж от нее ушел, а грудь до сих пор маленькая. У них на работе делают новые пропуска, и всем сотрудницами ее отдела — а они там почти все пенсионерки — нужно было поехать к фотографу, сфотографироваться у него и привезти фотографии в отдел кадров. Все пенсионерки поехали. Фотограф оказался молодым и безвольным, пенсионерки уговорили его исправлять им в компьютере внешность, кому-то он убрал морщины, кому-то исправил двойной подбородок, кому-то изменил прическу, и охранники потом их на этих пропусках не узнавали.

Почему одних людей, про которых мы знаем, что они скоро умрут, нам жалко, а других — нет? Почему мы прекрасно живем, зная, что каждую секунду нашей жизни умирают по несколько человек? Что, впрочем, мы можем сделать? Когда мы будем умирать — другие тоже будут [прекрасно] жить, даже и не догадываясь о том, что мы умираем. Почему одни так легко проникают в наши фантазии, а другие никогда туда не проникнут?

Недавно был в ИМЛИ; дворник Коля стоял у входа с лопатой, он узнал меня и обрадовался. Говорит: Здравствуй, Саша, поздравляю тебя с 23 февраля. Я, конечно, отвечаю ему, что тоже его поздравляю. А он: Ну, раз поздравляешь, подарил бы что-нибудь! Что ты мне подаришь к празднику? — Да у меня ничего и нету, Коля, для тебя с собой. — Ну ты и дурак!

Ехал в метро с работы и стоял у вагонных дверей. На подъезде к одной из станций к двери прислонился, лицом ко мне, рыжий парень, от которого пахло пивом, он пристально смотрел на меня, а мне было неловко, он мне нравился, но мне было неприятно, что он меня рассматривает. Это продолжалось недолго, но я все равно закрыл глаза, чтобы не видеть, как он на меня смотрит. Когда он вышел на «Кутузовской», я увидел вдалеке огромные трубы, совершенно одинаковые, из которых шел белый дым, и стал думать о том, что вполне могу понять людей, которые сто лет назад боялись заводов и труб и думали, что однажды трубы начнут жить своей жизнью. Вдруг этот дым — их дыхание? Или слова, которые они произносят на никому не понятном языке.