Александр Маркин - Дневник 2006–2011

Последние недели замечаю — пропадает время. Посмотрю на часы. Пойду в комнату или начну искать книжку или сделаю себе кофе, или вымою посуду — потом снова посмотрю на часы — и оказывается, что, пока я ходил из комнаты в комнату, или искал книжку, или варил кофе, или мыл посуду, прошел уже час или даже больше; и так изо дня в день, и я совершенно не удивлюсь, если завтра выйду из комнаты в коридор, дойду до ванной, почищу зубы перед сном, вернусь обратно в комнату и обнаружу, что уже наступил 2012 год. Когда я был подростком, я подсчитывал, сколько лет мне будет в 2000 году, думал, как же долго еще до 2000 года жить, каким же я буду в 2000 году старым, а уже почти 10 лет с 2000 года прошло.

— Что у тебя в сумке?

— Книжки.

— А мишки?

— Ты хочешь, чтобы у меня в сумке жили мишки?

— Да.

Стал читать «Антона Рейзера», ведь это роман, который открыл сентиментальной культуре детство. Увы, в книжках детство очень быстро проходит — двадцать, тридцать страниц — и детство кончилось!

Пушкин зимой залезал в бочку со льдом и подолгу в ней сидел. Но и лед не помог ему отбелиться.

31 января

Приятель продолжает покупать презервативы на мои деньги и не видит в этом ничего предосудительного, говорит: ведь ты же не хочешь, чтобы от меня кто-нибудь залетел.

В кафе за соседним столиком сидели три женщины, офисные работницы, у одной из них, кажется, был день рождения, они его отмечали. Сперва они обсуждали своих любовников, и какие лучше: молодые или старые. Любовники вызывали у них необычайный энтузиазм: молодые, особенно, если они качаются, не устают никогда, но жадные, ненадежные и вообще сволочи, а старые — зануды или импотенты. Потом они принялись обсуждать коллег по работе. Именинница рассказала про своего начальника, купившего жене отвратительную платиновую цепочку толщиной в указательный палец . Он показывал эту цепочку всем в их офисе и очень хвастался, а именинница, когда начальник показал ей цепочку и спросил, что она про эту цепочку думает, сказала, что его жена ведь никогда такие цепочки не носила, зачем ей такая толстая цепочка, жена бы наверняка купила бы себе сама, если бы ей была нужна, а начальник ей ответил: хуй она себе купит, она ведь не работает! Чем эта история закончилась, никто не узнал, потому что у именинницы зазвонил телефон, и она стала громко разговаривать на английском: вот хи хев ту оффер ай эм бузи райт нау кэн ай кол ю туморро вен ю вонт ит.

Смотрел фильм, герои которого совершают духовное путешествие, и у каждого оно свое. Я когда возвращаюсь в половине первого домой на метро, часто единственный пассажир в поезде, и вчера я после фильма подумал, что если в каком-нибудь длинном перегоне между станциями спустить штаны и показывать хуй и жопу пустоте вагона, то это ведь тоже духовное путешествие. Но на такое путешествие надо, конечно, сначала решиться. Недавно мне рассказали, как написать великий русский роман. Главное, не писать про себя, про себя сейчас все пишут. Надо описать, как гигантский кальмар насилует пятнадцатилетнюю девочку, девственницу, причем описать желательно со всеми отвратительными подробностями, слизью, вонью, присосками, болью и синяками, как он просовывает ей в рот свой кальмарий клюв и рвет этим клювом ей губы, а потом рвет ей и половые губы, и как он потом кончает прямо в нее чернилами. А потом в интервью надо обмолвиться, что, мол, девочка — это Россия, а кальмар — мировой капитализм и жидомасоны. Мне рассказали, что такой роман уже даже написан.

4 февраля

Спросил у А…, когда он у меня был, почему он никогда не приезжает ко мне на выходных, ведь удобно, не надо утром ехать невыспавшимся на работу, а он ответил, ой, ну зачем тратить на тебя выходные; не знаю, удивлялся ли, что я потом не мог кончить.

Тогда был выточен огромный металлический фаллос, которым до смерти заебали преступника.

В метро видел красивого мужчину, примерно моего возраста, только очень атлетически сложенного. В простом сером костюме, простой белой рубашке, простом сером пальто. Он был очень интересный, но эзотерическая книжка, которую читала сидевшая рядом с ним женщина, была намного интересней: ГЛАВА 1. НА ПОЛЕ БОЯ НА САМОМ ДЕЛЕ СРАЖАЮТСЯ НЕ ЛЮДИ, НЕ АРМИИ И ГОСУДАРСТВА — СРАЖАЮТСЯ СИМВОЛЫ. И ниже были нарисованы сражающиеся символы: символ земли, символ огня, символ воздуха, символ янь, символ инь, звезда Давида и еще какие-то символы, мне неизвестные. Я сразу же подумал, что на поле боя сражаются, может быть, и символы, но погибают-то люди, хотя книжка и пыталась убедить совершенно в обратном. Ну и ладно, подумал я и стал снова смотреть на мужчину в простом сером пальто.

Мы сели есть, но он даже не попробовал супа, который я приготовил, потому что ему позвонила знакомая, и он, зачем-то взяв у меня кусачки, быстро собрался и уехал. Я думал, конечно, он всегда уезжает, но все-таки редко так неожиданно и быстро, и никогда — не поев. Сначала я решил, что пойду в Рублевский лес и замерзну там насмерть, но на улице было не холодно, и замерзнуть насмерть у меня бы не получилось, хотя шел сильный снег, к тому же утром я подслушал разговор матери и отца о том, что престарелые родственники переписали на нас с матерью свою квартиру в хорошем районе, и я подумал, что умирать раньше этих родственников бессмысленно. Тогда я пошел на Крылатские холмы, плакал и смотрел на вантовый мост. Потом я долго не мог заснуть, когда же я стал засыпать — уже взошло солнце, дворники скребли лопатами во дворе, расчищая снег, и на улице была почти весна, и я думал, полежу полчасика, проснусь и начну новую жизнь, без них всех — но заснул надолго, часа на четыре, а когда проснулся, ко мне уже приехала Ира, мы доели суп и легли полежать после обеда и обсуждали, чем и как будем заниматься, когда будем заниматься сексом, но это было так скучно, обсуждать вместо того, чтобы заниматься, что мы очень быстро заснули, а, когда проснулись, было уже темно.

Бабушка пожаловалась матери по телефону: Саша не приезжал менять мне памперсы уже четыре дня, наверное, он наркоман.

5 февраля

Расплакался в метро. Было очень стыдно.

Играли с Аней и Лизой. Игра была такая: Лиза выключала свет, а потом они в темноте обе кидались на меня и говорили: спаси, спаси, боимся, там волчок! — И показывали рукой на шторы. Потом они включали свет и не боялись. А потом снова выключали и висли на мне. Мне весь вечер хотелось плакать. Лиза погладила меня по голове, поцеловала и говорит: Сашечка, не плачь — и я подумал: ах, какие прекрасные дети, как они чувствуют твою душу, — у тебя еще вырастут на голове волосики!

6 февраля