Александр Маркин - Дневник 2006–2011

22 мая

Видел двух пьяных мужиков, ссавших у всех на виду. Один ссал на памятник Есенину на Тверском бульваре, поссал и стал подпрыгивать, тряся членом. Второй — на остановке у Люблинского рынка встал спиной к дороге, по которой неслись машины — наверное, стеснялся — и ссал в урну. Я пытался разглядеть их хуи и думал о том, что хуй другого всегда больше, чем свой, интересный феномен. В душе потом раздумывал: дрочить или нет, хотел вспомнить, когда у меня в последний раз был запоминающийся секс, вспомнил, как ебался однажды с футболистом, лет шесть назад, и был ему настолько отвратителен, что мы оба не могли кончить, я не кончил в первый раз в жизни, поэтому хорошо запомнил.

Ходил в кино с Игорем. Ни фильм, ни я не были ему интересны, зато он интересовался парой пидорасов, сидевших сразу за нами, они весь фильм шушукались, держались за руки и склоняли друг к другу головы, у одного, я потом заметил, были ужасные ботинки.

25 мая

Сегодня меня в метро остановил милиционер, схватил за рукав пиджака. У него были грязные руки, безымянный палец на правой руке без фаланги, а на среднем и указательном — деформированные ногти, похожие на куски расплавленного полиэтилена. Он отвел меня в милицейскую комнату с грязно-зелеными стенами, подходившими по цвету к моему салатовому пиджаку, сказал: садитесь, ждите. Я спросил его, что я ему сделал. Он ответил: мы знаем что. Я сидел, смотрел на решетку пустого обезьянника, думал: сейчас меня там запрут. Потом стал рассматривать стенд с фотографиями пропавших детей. Милиционер куда-то позвонил, спросил мою фамилию, я ему назвал, мог бы назвать любую другую, документов он не проверил.

Потом он мне сказал: идите, всего хорошего.

30 мая

Видел в метро трех здоровых пидорасов. Им было на всех наплевать, и всем было на них тоже наплевать. Только коммивояжеру в сером костюме, кажется, было неприятно стоять рядом с ними, но он их боялся, они были здоровые. У меня весь день болело горло, я положил в рот сосательную таблетку ядовито-розового цвета, у менеджера такого же цвета был галстук.

2 июня

Супруги Ельцины в Париже смотрят, как теннисисты играют в теннис. У Наины Иосифовны прекрасный зонтик Dior . У Бориса Николаевича роскошные солнцезащитные очки. Мало кто знает, что солнцезащитные очки ввели в моду американские военные, надевавшие их во время испытаний атомной бомбы. Тут еще можно было бы написать, что в это время все остальные российские пенсионеры пухнут с голода, но это было бы ужасным преувеличением. Уникальная церемония бракосочетания состоялась в одной из деревень, расположенной недалеко от Бхубанесвара. В присутствии двух тысяч гостей, собравшихся со всей округи, одетая в праздничное красно-золотистое сари тридцатилетняя Бамбала Дас вышла замуж за кобру. Священники скрепили союз, прочитав соответствующие мантры, хотя жених так и не вылез из своей норы, находящейся в холме неподалеку от деревни. На свадьбе его заменяла изготовленная из меди статуя. Отношения между коброй и Бимбалой наладились год назад, когда женщина принесла к норе блюдечко и стала каждый день наливать туда молоко. Раньше Бимбала болела, но после того, как она начала кормить кобру молоком, она сразу же пошла на поправку.

3 июня

Если человек идет по улице и разговаривает сам с собой, и так увлечен, что ничего вокруг себя не видит, и вдруг неожиданно замечает, что кто-то идет ему навстречу или идет рядом, то он обычно внезапно замолкает. Почему? Оттого, что стыдно разговаривать с самим собой? Или неприятно, что другие могут подслушать, что ты сам себе говоришь?

4 июня

Моя жизнь, царство неиспользованных презервативов.

5 июня

Разговаривали с Б о египетских иероглифах. Египетские иероглифы очень таинственны. Потом говорили о писателях. Чем проще сюжет, тем сложней они пишут, чем проще они пишут, тем неправдоподобней сюжет. Потом вышли на ночной проспект: ветер, вдалеке сверкают зарницы, Б сказала: Саша, смотрите как красиво! — Что красиво? — Ну, вон, молнии вдалеке, свет фонарей, ночной проспект.

В среду

В метро напротив меня сидел симпатичный русый парень в серых брюках с накладными карманами, в грязных кроссовках, голубом свитере грубой вязки, с огромным жилистым татуированным запястьем. Я смотрел на него, на его запястье и думал: этот — точно гомофоб, подойти к нему, попросить меня выебать, неужели он смог бы меня убить. В макдональдсе за соседним столиком сидели странные молодые люди, обсуждали какие-то тайны, секретные письма, один не должен подводить всех.

7 июня

Парвеню — герой нашего времени, нашей страны. Провинциальные карьеристы, приезжающие из своих грязных деревень покорять столицу, рвущиеся наверх, идущие напролом, по головам, по трупам, — они повсюду, как тараканы лезут изо всех щелей, разносят свою деревенскую грязь.

9 июня

В половине пятого утра небо на востоке на мгновенье окрасилось в пурпурный цвет, а потом снова стало серым.

11 июня

Англичанин прислал мне на день рождения книгу про зомби. Книга была завернута в желтую бумагу, на пакете он старательно вывел кириллицей мои имя и фамилию: хай Алекс, радуешься ли ты приходу лета, люди исчезают, письма остаются.

поэзия как поэзия поэзии стремится к иллюзии

12 июня

Ездили с Денисом покупать ему рубашки. Мне кажется, он стал другим, став отцом. В магазине я просовывал голову к нему в примерочную кабинку и смотрел, как он раздевается, одевается, надевает рубашки, снимает рубашки, смотрится в зеркало, смотрел на его бледное рельефное тело и как будто бы был счастлив. В наготе, лишенной покрова, отсутствует прекрасное, но юноша, снимая с любимой одежду, не из сладострастия, а ради жизни, не смотрит на ее обнаженное тело и поэтому видит его красоту. Действия юноши, обусловленные прагматическими обстоятельствами, превращаются в шифр метафизической первоосновы текста.

Ходил на концерт. Слушал симфонию Брукнера. Среди публики было много мужчин в розовых галстуках.

После концерта культурная элита Москвы поспешила к своим автомобилям, чтобы поскорей доехать до сада Эрмитаж, где в честь оркестрантов был дан ужин. Меня, на один вечер тоже примкнувшего к культурной элите, согласилась отвезти в сад Эрмитаж немногословная женщина по имени Оля. Она распахнула передо мной дверь своего черного джипа Лексус, и я в него залез. Там на заднем сиденье уже сидели две пассажирки, и им не терпелось поговорить с Олей:

— Оля, Оля, а что на тебе такое за платье красивое? Небось Шанель? — спросила одна дама с заднего сиденья.