Зоя Богуславская - Предсказание

Родион выглядит здесь совсем чужим, незнакомым Олегу, каким, очевидно, предстал бы и сам Олег, встреться он с другом в палатах клиники или на кафедре. Эти две половинки бытового и общественного человека, возможно, мало в ком органически слиты.

– Товарищ Шестопал, расскажите суду, как вы встретились в тот вечер десятого июля с подсудимым, – задает вопрос судья.

Ирина Васильевна начинает. Олег видит чуть заносчиво вскинутую голову, руки, мнущие берет, вслушивается в ее голос. Она рассказывает о встрече с Никитой накануне, о том, что увидела утром, – почти точно, слово в слово, то, что он прочитал в ее показаниях у Родиона. Она высказывает предположение о возможной ошибке.

– Ведь мальчик был такой славный, – останавливается она. – И добрый…

– И с родными он был таким же? – спрашивает судья.

– Может быть. Хотя они совсем другие, чем он. Вот и не ладили.

– Мы ему все разрешали! – раздается откуда-то сбоку женский выплеск и тут же рыдания.

Все оборачиваются. Мать Никиты, вынув из сумочки носовой платок, промокает глаза, углы губ.

– Почему, по-вашему, не ладили? – спрашивает судья, когда всхлипы утихают.

– Не знаю, как объяснить. – Ирина Васильевна смотрит в сторону подсудимого…

Судья ободряюще кивает.

Ирина Васильевна мнется, розовеет, прядь волос падает на брови.

– Как-то мы спускались в лифте, Никита еще школьником был, он и спрашивает меня: «Где получить справку, в каких городах есть училища лесного хозяйства?» Я удивилась: «Зачем тебе?» А он: «Мой товарищ интересуется». Я, признаться, даже не знала, что существуют такие училища. Говорю: «Может быть, в справочном бюро подскажут твоему товарищу, как это узнать. Он, что же, лесником хочет стать?» «Не лесником, а лесничим, – поправил он меня. – Это очень даже большая разница». Я совсем опешила. «Лесничий должен много знать, – сказал Никита. – У него огромное хозяйство, целый лесной город». «Вот как? – удивилась я. – А кто же тогда лесник?» «Лесник – это только на своем небольшом участке. Для этого училища не надо кончать». И тут, неожиданно совсем, он пошел меня провожать. «Лесничим быть – это очень опасная профессия, – убеждал он меня. – Поэтому лесничему положено оружие. Большой процент страдает от нападения браконьеров».

Ирина Васильевна взглядывает на судью, как бы ища у него поддержки.

– Я была поражена всем этим. «А ты откуда про все знаешь? – спрашиваю. – Друг, что ли, рассказывал?» Он посмотрел на меня и засмеялся: «Мой друг – это я и есть». – Она останавливается. – Спустя некоторое время, когда я увидела Никиту и спросила его… ну как, мол, узнал ты, где лесничих готовят, он не стал объяснять. «Это не выход», – отмахнулся от меня. А я говорю: «Выход? Из чего?» А он: «Из замкнутого круга». Я промолчала, но стою и смотрю на него, а он вдруг и говорит: «Человек не может сам выбрать, у кого ему родиться. Я не у тех родился». Тут я рассердилась, говорю: «Ты несправедлив к своим, они же сдувают с тебя пылинки». А он: «Они замечательные, но мне надо было не у них родиться». «А у кого же?» – постаралась я все обернуть шуткой. «У объездчика или у чабана, – говорит. – Предки глушат у меня интерес к жизни». И пошел. Ну, думаю, болезнь роста. Все образуется. И вот, – Ирина Васильевна разводит руками, – не образовалось.

Рахманинов сидит, уткнув голову в руки. Само напоминание о прошлой свободной жизни, когда, казалось, только еще предстоит выбор пути, нестерпимо. Он сжимает зубы до боли, чтобы не вырвалось ни звука.

– У меня вопрос к свидетельнице, – приподнимается со своего места Родион. – Какие нелады наблюдали вы между Рахманиновым и родителями?

– Как бы это выразиться, – неуверенно говорит Ирина Васильевна. – Василий Петрович – человек самостоятельный, труженик, Никита ничего не умел добиваться длительное время… Это его главная слабость… Если – не тотчас, он сдавался.

– Поясните свою мысль, – просит судья.

Ирина Васильевна задумывается.

– Его тянуло в дрессировщики или водолазы, – она старается найти нужные слова, – как подростков обычно. Или вот на лесничего. А Василий Петрович повторял: «Я сделаю из него человека, я не допущу легкой жизни». Он считал, что это не занятие для мужчины – лес объезжать. Сам ведь он до болезни очень много работал… Ну а Ольга Николаевна совсем другое. Она редко вечерами бывала дома, поэтому, если уж дома, старается все прихоти сына исполнить. Что бы ни попросил. Даже из-за пустяка какого-то все пороги обобьет. Или из-за еды, если ему захотелось. В ту же минуту она стремилась достать…

Все в Олеге протестует при последних словах Ирины Васильевны. Этот цивилизованный парень, сын интеллигентных родителей, избив соседа, не зная, жив ли он, уже на следующий день не только не мучился приступами совести, а веселился напропалую, ни на минуту не задумываясь, что стало с человеком, которого он бросил в гараже.

Судья просит Шестопал присесть, начинает задавать вопросы подсудимому:

– Когда вы познакомились с Мурадовым?

Монотонный рассказ Рахманинова о его встречах с Егором Алиевичем, об общих связях и знакомствах вызывает в воображении Олега круг явлений странно смещенных, почти карикатурных, с которыми ему никогда не приходилось сталкиваться.

«Что же это такое? – задается он вопросом. – Порождение чего? Цинизм, чисто утилитарные запросы: я – тебе, ты – мне. А время, уходящее в пустоту, а жизнь – ни во что не ставятся».

Он смотрит на судью, который зябко поеживается, на полную, гладко зачесанную женщину – народного заседателя – и думает, как много перевидели они в этих стенах, как много задали себе вопросов, которыми он впервые задается.

– Почему вы не говорите о том, что произошло перед вашей дракой? – слышит Олег голос Родиона. – Я настаиваю на вашем ответе, подсудимый.

– Не помню… – невнятно бормочет Рахманинов. – Мы заспорили…

– Постарайтесь вспомнить. – Судья откидывается на стуле, показывая, что не собирается торопиться. – Вы утверждаете, – начинает он листать дело, – что машина здесь ни при чем. Что же явилось сигналом к драке?

– Не помню, – опускает голову Рахманинов.

– Постараюсь вам напомнить. Вы говорили, что Мурадов еще не въехал в гараж, когда вы настойчиво потребовали у него машину. Затем вы стали «открывать силой дверцу». Он-де замахнулся на вас ломом, вы отскочили к воротам, но он все равно въехал в гараж. Дверца зацепилась, «в гараже Мурадов сам выскочил из машины». Цитирую ваши показания на последнем допросе. Ссора продолжалась в гараже. Вы подтверждаете это?

– Да.

– Разрешите вопрос? – просит Сбруев. – Мотор у машины в это время работал или был заглушен?

– Работал.

– Значит, чтобы выехать, вам оставалось только сесть в машину и включить передачу? – уточняет Родион.