Зоя Богуславская - Предсказание

Олег листал бумаги на своем столе не реагируя.

«Ну ладно, – согласился Родион, – а вы, то бишь тип Б, вам что грозит?» «Мне? – Юра широко улыбнулся. – Я же вам сказал уже. Мне, человеку с мягким характером, уступчивому, неконкурентоспособному, редко вступающему в пререкания с шефом, грозит злокачественная опухоль. Эту закономерность вывела мисс Кэролайн Томас».

«Интересно, – думает сейчас Родион, – что у этой Кэролайн сказано об образованиях в позвоночнике? – Он усмехается. – Нет, американцев я обманул. С сердцем у меня полный порядок. Никакой недостаточности».

Родион включает приемник. По «Маяку» – информация.

«Ликвидировать неотложные дела, – думает он, – затем придумать, допустим, срочную командировку с выездом на место преступления… На Камчатку или куда-нибудь еще. Кстати, оттуда действительно пришло письмо с просьбой принять на себя защиту матери-одиночки – водителя автобуса, которая сбила шестидесятилетнего мужчину. Экспертиза установила, что выпила грамм сто. При сорока градусах на дворе не прогреешься – не поедешь… Ух ты, – замечает Родион длинную фигуру Олега, вылезающего из машины, – на такси прикатил!»

Родион наблюдает, как ловко высокий Олег выбирается из машины, как спортивно пружинит его походка, не соответствуя хмурому выражению лица, и в очередной раз ругает себя за то, что втянул друга в свои заботы. Отпуск его погорел теперь начисто.

– Давай побыстрее, – говорит Родион, открывая дверцу машины. – Опаздываю в суд из-за тебя. Ты сам-то располагаешь временем?

Олег кивает.

– Моя речь не будет длинной, думаю, и Мокроусова тоже. Часам к четырем освободимся.

– Ладно паясничать, – морщится Олег. – Наталья в курсе?

– Это еще зачем?

– Так, для сведения. Думал…

– Так вот. Чтобы ты лишнего не думал, я тебе разъясняю. Я не собираюсь устраивать спектакль из своей болезни, ясно? И полагаю, что она не составит предмета для обсуждения с родственниками и сослуживцами. Тоже ясно? Я просто выбываю месяца на полтора-два. И все. Никому я не обязан давать отчета, куда я выбываю: к тебе в деревню или в командировку для участия в процессе…

Олег слышит знакомый голос Родиона, агрессивно-запальные нотки, протест против кого-то или чего-то и не может заставить себя вникать в суть. Известие, которое Линденбратен обрушил на него, слишком серьезно. Даже не столько сама операция опасна, сколько последствия, которые потребуют многолетних терпеливых забот о себе, к которым Родион абсолютно не готов. Олег договорился с Линденбратеном о консультации со специалистами-смежниками сегодня же в шесть часов. Рентгенологи, хирурги. Обязательно ли оперативное вмешательство? И нельзя ли обойтись вытяжением позвонков, лекарственной терапией и прочими мерами? В любом случае необходима госпитализация. Предстояло решить, куда именно класть Родиона и зачем. Болтовня его о командировках, деревне и прочем не имела сейчас ни малейшего смысла. Ставка была только на жизнеспособность пораженного организма, его энергию, выносливость. Олег был врачом и стремился прежде всего к ясности. Консилиум, как он предполагал, может дать более полную картину заболевания.

– К шести мне в клинику, – говорит он.

– Пожалуйста, – пожимает плечами Родион, – думаю, к пяти уже будешь свободен. Как волк в поле.

…Наташа шла по извилистой улочке мимо трех вокзалов. Она знала, что ждет ее сегодня. Выступят прокурор, общественный обвинитель, потом Родион и другие адвокаты. И все с Тихонькиным к обеду будет решено.

Она шла, пытаясь разобраться в себе, понять, почему сейчас, когда все так прекрасно ладилось в ее жизни, ей так страшно.

Конечно, и это. Звонок Толи. Все эти дни она отводила от себя мысль о Щербаковке, где он живет с мамой, где ее ждут. Она чувствовала себя старшей по отношению к этим двум существам – сыну и матери, но с ними ей было проще, чем с Родионом. Она знала: кончатся эти столь важные для него два процесса – и наступит реакция. Обычная для него. Можно назвать это депрессией или чем-то другим. От этого ничего не меняется. Через пару дней Наташа почувствует, как он раздражен, мрачен, как мечется из угла в угол. Окружающее будет ему отвратительно, погода покажется мерзкой, работа бесполезной. И выхода не будет.

Что она ни предпримет – все будет впустую. Если пытаться его развлечь или переключить на что-нибудь другое, он огрызнется, станет грубить, оскорбит ее тоном и безразличием. Если она сделает вид, что все нормально, – он вдобавок еще и обидится. Значит, остается просто ждать, терпеть, молчать. Или погрузиться по уши в неотложные дела, пока он не придет в норму.

Она села на троллейбус, проехала одну остановку до метро, затем долго стояла на перекрестке, пережидая поток встречного транспорта. Но мысли неотступно следовали за ней – по улице, в троллейбусе, на Каланчевской площади.

Может быть, она уже привыкла жить без этих перепадов его настроения, в легкой свободе поступков и ощущений, когда не надо ни приспосабливаться, ни подстраиваться? Сейчас она должна была в последний раз во всем этом разобраться, все взвесить – и решить главное.

В городском суде ремонт кончился, помещение протопили. Олег не сразу понял, что находится в том самом коридоре, где несколько дней назад сидел с Ириной в ожидании вызова по делу Рахманинова.

Он видел, как Родион прошел в судейскую комнату, все уже было готово, но подсудимых еще не привезли. Новый секретарь – бледнолицая, прыщавая, с молодой косой женщина средних лет – раскладывала бумаги.

Олег пристроился в дальнем конце зала, и сразу же рядом очутилась Наташа. Ее ему меньше всего хотелось бы сейчас видеть. Счастье, казалось светившееся в ее взгляде, останавливало Олега, мешая поговорить с ней откровенно. И собственные его переживания – тяга к Ирине, тоска, надежда, неуверенность, сменявшие друг друга последние дни, – тоже заглохли, притаились, уступив чувству всепоглощающей тревоги.

– Хорошо, что вы не были на эксперименте, – слышит он Наташин голос, – вам повезло…

– Повезло? – удивился Олег.

– Да, это было ужасно… – Она вдруг замолкает.

– Выйдем минут на пять? – решается Олег, не зная еще, как поступит.

В коридоре, у окна, он разглядывает Наташу в полный рост. Узость бедер подчеркнута бежевой юбкой на ремешке, темно-зеленый свитер оттеняет пышность смоляных волос.

– Почему же мне повезло? – хмуро переспрашивает он, упорно решая вопрос: подготовлена ли эта женщина для понимания того, что предстоит Родиону? Пройдет всего несколько недель – и все, чем она недовольна сейчас, чем озабочена, отодвинется на сто лет…

– Трудно было вынести это.

– Но цель-то достигнута? – машинально продолжает Олег.