Зоя Богуславская - Предсказание

Зашуршала портьера. Наконец-то он вернулся.

Вошел потомок, в руке его горела свеча.

– Пробки отказали! – сказал он. – В той комнате. Я уже к электрику бегал. Вы не можете починить?

Он пошел в столовую. Зыбкое пламя шло за ним. Костя глядел на худые лопатки, на уродливую остроту торчащих плеч, и странное чувство, будто его заперли, снова охватило его.

– Кто-нибудь читал «Переписку» в зеленой папке? – осторожно спросил он первое, что пришло в голову.

– Зеленая? Это мамина.

Пальцы Кости впились в ручки двери.

– Ты читал? – сказал он. – Ты заглядывал в эту папку?

– Зачем?

Костя рванулся в кабинет, схватил со стола зеленую папку.

– Ты когда-нибудь слышал о письмах Сухово-Кобылина и француженки? Припомни, постарайся: драматург, автор трилогии… француженка, его возлюбленная… – повторял он вяло.

Потомок страдальчески напрягся. Он сделал над собой усилие, и оно отразилось на лбу, искривило брови и губы.

А Костя все смотрел на Петю Моржова. На свечу в его руке, на слабые плечи. Но видел перед собой другое. Самолет над Гималаями. Девочку, около которой стояла в проходе Тамара Кудрявцева. Он машинально взял свечу у парня, забрался на стремянку. Покрутил один патрон, другой. Свет зажегся.

Потомок, не поднимая головы, следил за пламенем свечи. Лицо его выглядело больным. Подбородок дрожал, – казалось, сейчас он упадет.

– Что с тобой? – испугался Костя. Его всего перевернуло от вида этого парня.

– Ничего, – ответил тот. – Разве что-нибудь случилось?

– Нет, нет, – запротестовал Костя. – Как с уроками?

– Никак.

– Может, вместе подгоним?

– В другой раз, – сказал Петя и съежился.

– Ну ладно. Уроки не убегут.

Парень устало поднял глаза:

– Вы уже все прочитали?

Он обхватил руками плечи. Глаза заморгали и отступили в глубину. Костя попытался перехватить этот взгляд, чтобы он не ускользнул, но было поздно.

– Да вроде почти все. Тебе нездоровится? – переспросил он громко, словно хотел разбудить парня.

Тот не реагировал.

– Нездоровится, что ли? – повторил Костя.

Парень помедлил.

– Нет. Просто устал. Мысли разные.

– Ну конечно… – Костя пробовал перестроиться. Надо было удержать внимание потомка во что бы то ни стало. Казалось, на Костю надвигается нечто проясняющее и важное, чего нельзя упустить. Что-то ведь тревожило Петю Моржова.

– Может, мне посидеть здесь до отца? Когда он вернется-то?

Парень, не отвечая, сел на диван, сложил руки на коленях.

– Какие-то письма, я слышал, мама старичку отдала, – пробормотал он. – Из Ленинграда приезжал. Кажется, то, чем вы интересуетесь.

Костя почти не слушал. Ему надо было спросить. Это было подло и не по-мужски, но он не мог совладать с собой.

– Как, – сказал он, запнувшись, – как ты узнал о матери… Если тебе неохота…

– Почему же, – удивился парень. – Это было давно, и я уже отвык от нее. – Потом он подумал и добавил: – Пришли ее товарищи. Втроем. Тетя Инна – «миллионерша» (это так ее прозвали). Их командир корабля Гребнев и штурман Петя. Сказали – трагическая случайность. Я ж вам говорил, она не привязанная была.

Парень слез с дивана и задул свечу.

– Не могу, когда свечи горят. После этого мы с отцом жили. – Он сморщился… – Отец от меня больше не уезжал. – Парень сидел, сложив руки на коленях, тощие плечи были приподняты еще больше, чем при ходьбе. – Мы с отцом много животных держали, – сказал он шепотом и посмотрел на Костю проверяющим рыжим глазом. – Знаешь, каких только не было. Редкие. – Парень оживился. – Однажды вышла, правда, промашка. – Он потер рукой квадратный лоб и, не замечая своего «ты», зашептал: – Видал на рынке бурундука? Так вот, мы с отцом его тоже там купили. Серого, с коричневым брюшком, только уж очень жалкий, обиженный какой-то. Ну, думаю, выхожу. А он дома прыг и исчез. Где-то под шкафом притаился и ни звука. Искали, искали… Так спать и легли. Наутро отец встал сердитый. Говорит, чтобы после школы был пойман. «Обиженный, – передразнил он. – Всю ночь спать не давал, зубами лязгал».

Вечером пришла тетка, его сестра, вот у которой мы сегодня были, она гонялась за ним, гонялась… Он забился под тахту и хоть бы что. Мы давай тахту приподнимать. Тяжеленная. Подняли, держим ее на весу, я заглянул вниз – нет его. Мы тахту и опустили. – Парень снова потер лоб. – И раздавили. Только пискнул. Отцу долго не рассказывали. Он суеверный был. В приметы верил, как в погоду.

– А теперь?

– Что теперь? – Парень не понял.

– И теперь верит?

Что-то переменилось в нем мгновенно. Он сполз с дивана и пошел. У двери обернулся:

– Теперь нет. – Он потоптался, будто искал что-то между портьерами. – Вы побудьте со мной, пожалуйста, – попросил он. – А то она еще долго… тетка…

– А отец? – повторил Костя настойчиво. – Когда он приедет?

– Он не приедет, – сказал парень. – Он умер.

Костя окаменел. Ноги, как стопудовые, припаялись к полу.

– Давно… умер?

– Неделю.

Так вот, значит, как оно обернулось. Все теперь рухнуло, закружилось в мозгу Кости и полетело. Планы, идеи… Как через проявленную пленку проступают в истинном свете очертания и смысл предметов, так все происходившее в течение дня встало перед Костей с беспощадной силой и резкостью. Значит, целый день он пытался околпачить этого заброшенного парня, но не сумел. Ах, подлость-то какая. И рукописи, и книги – все подлость. Что ж теперь? А? Первое, что пришло Косте в голову, – это избавиться от вранья. Уйти из дома Пети Моржова чистым и свободным. От обмана, корысти. Ах, подлость!

– Понимаешь, – сказал он, и голос его глупо вибрировал. – Нет у меня денег. Не то что семьсот новыми, а и ста нет. Вот так. Не хочу я тебе зря шары крутить. Тебе надо стоящих покупателей. Здесь редкостнейшие экземпляры – их надо сбывать не торопясь. В хорошие руки. Понял?

– Мне сейчас надо, – сказал парень, и в голосе его прозвучали прежние нотки. – Все сразу.

– Ах, на что тебе, – отмахнулся Костя, уже плохо соображая. Надо было найти выход. Надо было что-то предпринять.

– На памятник…

– На памятник? – Костя не поверил. – Какой памятник?

– Я договорился – могут выполнить, – сказал Петя. – Корабль, а на корабле – человек в бинокль смотрит. – Глаза его мечтательно заволокло. – Пусть он глядит в свое море.

– Да, да… Конечно, – пробормотал Костя, и сердце его набухло и заметалось. – Конечно, это самое…

Сейчас вдруг оцепенение сковало его тело. Со всей беспощадностью он осознал, что в этом состоянии сделает опять глупость, первое, что придет ему на ум. Он уже влез. Он уже в капкане. Он знал это наверняка. Постороннее, ненужное ему и его работе чувство заполнило его с небывалой силой. И ничего тут не изменишь. Он возьмет этого парня к себе. Или что-нибудь еще выкинет…