Олег Слободчиков - Чертов узел

Он опять сплюнул, вывернул кирпич из печки, за которым был тайник, вынул пакетик с анашой и привычными движениями пальцев набил папироску.

— Ладно, мы! — с болью взглянул на Виктора. — Мы тут все пропащие.

Ты-то куда лезешь? На чикинде искони так: кто вовремя смог бросить — живи! Но кто бросал, а после снова вернулся, тому — хана!..

Рано утром с тяжелой от выпитого головой Виктор ушел вверх по долине реки. От избушки Анатолия до фермы Алексея было часа четыре пешего хода, но он добрался туда лишь к вечеру, когда солнце багровой лавой заструилось по ледникам Прииссыкульского хребта.

Два года назад, после развала колонии, Алексей, в отличие от растерявшихся друзей, загорелся новым делом: кооперативом, арендой, экологически чистым хозяйством… Виктор помогал ему в строительстве.

Многое тогда было сделано наспех, в расчете на будущую достройку и отделку. Судя по всему, ферма уже не достраивалась. Как был когда-то наспех собран дом, таким он и остался. Даже крыльцо было недоделанным.

Между тем, все недоведенные постройки вдруг постарели, осунулись, вросли в изрытую скотом, вытоптанную землю. Внове была лишь ветхая юрта, стоящая посреди двора, да изгородь из жердей, на которых сидели тощие куры. По ту и по другую сторону от нее — зловонный навоз, обгрызенный кустарник и грязь: не зная, не догадаешься, что здесь живет оседлый русский, а не животновод-кочевник.

Из распахнутой двери на поросячий визг и озабоченное кудахтанье, выглянул Лешка — хмурый, заросший рыжеватой щетиной. Был он в выгоревшей майке и в обвисших рабочих штанах. Узнав Виктора, обрадовался, посветлел лицом, смутился, как-то жалко засуетился, разжигая примус, наливая воду в чайник. И вид его, и манеры не вязались с прежним, знакомым по колонии щеголем и эрудитом.

Виктор поставил рюкзак на сухое место, сел на колоду. Алексей беззлобными пинками разогнал обступивших гостя свиней и присел рядом. С тоской взглянул на товарища.

— Что там в городе?

Виктор смахнул пот с бровей, распахнул ворот рубахи.

— Перестройка! Все чего-то ждут, мечутся, что твои куры, орут:

«Приватизация! Приватизация!» Телевизор включишь — какой-нибудь дундук с экрана молча глаза пялит: считается — лечит, короче, у всех мозги съехали…

Скатилось за горы весеннее солнце. От усталости дневного перехода, от запахов реки и трав, от удушливых испарений навоза кружилась голова. С модельной прической, еще не потерявшей укладки, в модной рубахе с темными разводами пота, в белых кроссовках, артистически высокий и широкоплечий, Виктор смотрелся как нечто враждебно-чужеродное всему тому, что его окружало. Казалось, от него веяло беспечностью вальяжного, вечно веселящегося города.

— А у меня все по-прежнему! — вздохнул Алексей.

— Вижу!

— Только Светку с детьми отправил к матери… Свиноматок дикие кабаны перетрахали, потомство пошло злющее, прожорливое, у иных даже подшерсток появился… Тут боишься, как бы самого не сожрали, за детей и вовсе страшно… Чего же мы здесь сидим? Заходи! Вот и чайник закипает, — вскочил он.

— Погоди, дай отдышаться, — Виктор скинул рубаху, повесил ее на забор.

Его тренированная мускулатура была покрыта излишним слоем жирка. Но тридцатисемилетнего мужика это не портило. — Я ведь второй день к тебе добираюсь… От Толика тебе привет.

Алексей кивнул, ткнул носком сапога в высунувшееся из-под забора рыло и спросил наконец:

— Что там менты? Не нашли кто убил? — не дождавшись ответа, кивнул на свиней. — Голодные твари… Ох, и влип я с этой арендой. Хотел воли, а попал в кабалу. Так-то вот! И продать хозяйство не могу, и бросить жаль — сколько трудов и денег во все вложено… Прав был Алик: налегке жил, штанов приличных не имел. Так и надо в наше время, — он помолчал и добавил тише, — в этих местах.

В доме пахло перепревшей картошкой. Старая побелка закоптилась, по углам висела паутина, и только на окне на легком сквозняке шевелилась занавеска, всем своим видом напоминая, что здесь когда-то жила женщина.

— Я все про себя да про себя, — проворчал Алексей. — Ты-то как?

— Хорошо! — понимая, что интересует товарища, усмехнулся Виктор. — С Людкой расстались навсегда… Еще зимой. А я уволился. Заявление кладу начальнику на стол, а у того глаза на лоб: уверен, что вот-вот издательство станет собственностью коллектива. — Гость хмыкнул, мотнул головой и в упор взглянул на товарища: — Возвращаюсь на Байсаур, выхожу, так сказать, на новый виток своей жизни.

Выгоревшие до белизны брови Алексея поползли вверх:

— Не понял… Ты надолго?

— Хотелось бы навсегда, но это невозможно!

Алексей выругался отрывисто и приглушенно:

— Ну и ду-рак! Уж если колонией не смогли выжить, один — пропадешь…

— Помолчал, задумчиво глядя в сторону, тряхнул головой: — А я сбегу при первой возможности и навсегда: это уж точно!

— Куда? — усмехнулся Виктор.

— На Север! В Россию!.. Рос-сия! — слово-то какое, — в глазах Алексея блеснули фанатичные огоньки: — Мог бы — прямо сейчас ушел и свиней угнал бы. Но к северу все перевалы непроходимы для моего хозяйства.

Остается одна дорога, — он кивнул по течению реки, на юг, — а там председатель, участковый, аренда, суверенитет. Все, что есть в районе, — по местным понятиям — принадлежит здешней власти. Обложили, гады, загнали в угол! Всем дай, всех накорми… Говорят мусульмане свинину не едят… Брехня! На халяву сало с салом жрут и в запас просят!

Чай в заварнике напрел. Алексей придвинул гостю кружку и замер вдруг с чайником в руке:

— А хочешь, я все тебе отдам? Живи. Если сможешь — когда-нибудь рассчитаешься. Не до прибылей. Бери! Лишь бы своему все досталось, а не здешним псам! — не дождавшись ответа, он грустно кивнул, поставил жгущий пальцы чайник на стол. — Чудишь! В одиночку здесь или озвереешь так, что начнешь мочить всех подряд, или попадешь в кабалу как в капкан.

Бежал бы, пока ничем не связан.

— Куда? — опять насмешливо взглянул на него Виктор.

— На Север! — с пафосом произнес Алексей.

— В отличие от тебя, я знаю Север не понаслышке: и в России работал, и по Сибири поездил. Россия всегда была родным своим детям хуже мачехи: там можно жить, если только ты какой-нибудь армянин или негр. К тому же, здесь народ добрей и отзывчивей: среди ночи в любой дом постучи — поднимутся, чаем напоят, спать уложат на лучшем месте… Попробуй постучись так в России. В лучшем случае пошлют… А то и обухом по тыкве… Алик нормально с местными жил и со всеми ладил, — Виктор расстегнул рюкзак, достал бутылку водки.

— Недолго прожил, — пробурчал, взглянув на иконы, Алексей…Впрочем, неизвестно еще, как мы…

Виктор вспомнил голое тело на каталке, грубый шов от паха до горла, квадратики присоленной кожи, ошкуренные с ран и сохнущие на картонках.