Олег Слободчиков - Сын леса

Потом Аню переманили и Витю с Людой. Витя нам вырезал Лелю с Ладой, — Алексей ткнул вилкой в стойку с изображением женщины и девушки. — И Ярилу, — показал на другую стойку. — Ты видел, на чем стол держится? Загляни!

Алик послушно нагнул голову и поперхнулся, закашляв, тяжело вдохнул в себя воздух. Алексей застучал ладонью по его спине. За столом дружно хохотали.

— Вы чо? У вас же дети! — вытирая слезы, сказал Алик. Нет, не удалось ему сохранить невозмутимость. Но что странно, даже Люда и «учительница» непринужденно смеялись.

— Пущай растут со здоровым юмором, без комплексов и всяких пошленьких догадок. У животных нет возрастных тайн, потому и извращений нет.

Вите попалось бревно с сучком в полтора метра. Мы ему советы стали давать. А он свое — на то, говорит, и Ярило, чтоб быть с преогромной правилой. Вырезал все как надо. Повернули мы Ярилу сучком к камину — ходим, спотыкаемся.

Борька шишку набил, орет… Решили его божье достоинство под стол упрятать, пусть подпирает вместо кронштейна.

Хохот стих. И Сергей, давно желавший высказаться, заговорил, поблескивая очками:

— Пока нам приходится скрываться: время в стране подлое, всех хотят пронумеровать и заставить жить по команде. Деревни, стоявшие тысячи лет, и те кончили, сволочи, чтобы из народа промышленных рабов сделать. Ты нас, конечно, понимаешь, потому что сам живешь вдали от этой мерзкой помойки, называемой городом, — говорил Сергей немного торопливо, как бы опасаясь, что его перебьют. — Потому и приходится скрываться… Кто потерпит на своей территории никому не подчиненных людей? Но время работает на нас: появляются уже первые фермы, появляются коммуны на базе совхозов. Нам нужно выжить и выждать, прежде чем заявлять о себе. Тогда мы расширим поля и будем не только обеспечивать прожиточный минимум, но и прибыль иметь.

— Купим генератор, сделаем водяную электростанцию и ветряк для страховки.

Уж ветров-то у нас хватает. Цветной телевизор купим, — застрекотал, перебив Сергея, Алексей.

— Да, конечно, — согласился Сергей и снова обратился к Алику. — Наше отшельничество вынужденное. Мы не отказываемся быть гражданами своего государства, мы просто не желаем, чтобы общество регламентировало наш образ жизни. К тому же для нас всех имеет смысл только жизнь среди природы… Ты нас конечно понимаешь.

Алика убеждали, его втягивали в этот теплый дом, в колонию. Колония! Это слово шестнадцать лет висело над ним, как кара за непослушание и своеволие. То и дело из интерната уходили туда: в «малолетку», в тюрьму.

Красиво говорили. Умно. Алику бы слушать и ума набираться. Куда ему спорить. Но он по натуре своей волчьей не мог этого делать:

— Я, наверно, потому и живу в горах после армии, что по уши хватил вашего коллективизма, — заговорил, уловив первую паузу в наскоках Сергея и Алексея.

— Двадцать лет — общий сортир, умывальник, на обед строем, подъем по звонку… И сельхозработы я с детства ненавижу. Нас ведь учили отдыхать с пользой: как каникулы, тяпку в руки и на поля. План тебе… Воспитатель в тени сидит весь день, похмельем мается, а тебя погоняет: два рядка — умри, но дай.

— У нас нет насилия! — снял очки Сергей. Погасли холодные искорки: глаза его были беззащитны и близоруки. — Не нравятся сельские работы — занимайся охотой, рыбалкой. От каждого по способности, по таланту, наконец.

— Хватит трепаться! Поживем — увидим! Правильно, Алик? — оборвал назревавший торг Виктор, молчавший до сих пор. — Включили бы музыку.

— Это мы мухой! — вскочил Малик, безучастный к разговору за столом, щелкнул кнопками магнитофона, сел на пол, подвернув под себя ноги, с огромными наушниками на голове.

Светлана, жена Алексея, встала, прижав к груди одной рукой спеленатого ребенка, другой подталкивала к лестнице двух бесенят, Борьку с Глебкой. Детям была пора спать. Виктор, как сытый кот, прижимался к Людмиле, танцуя с ней посередине зала, широкими ладонями гладил ее прямую спину. И она улыбалась ему, как богиня с иконы. Сергей топтался на месте с женой, не замечая ее, весь в своих мыслях. Еще за столом Алик решил, что при такой близорукости он не смог бы с трехсот метров попасть в растяжку палатки, подсел к Алексею, любезничавшему с Татьяной.

— Если хотите запастись на зиму мясом, надо поторапливаться: после нового года зверь жир потеряет и пойдет одна постнятина. Этот кабан и то уже не самый лучший. Достать бы мультук с оптикой, я бы вас мясом обеспечил.

— В геологии работал — была у меня ТОЗ-16… — вздохнул Алексей. — А знаешь, почему у спортивных винтовок ствол такой толстый и длинный?

— Не можешь достать мелкашку? — перебил его Алик, внимательно глядя в глаза.

— Здесь где ж я ее достану? В городе можно было бы поспрашивать у знакомых. Приедет Ленька — поговорим. У него везде связи.

— Здесь не все?

— Есть еще один, — хмурясь, ответил Алексей. — Живет наездами, но человек нужный.

— Чернявый такой? — наигранно воскликнул Алик. — Наверно, его я встречал в Кудалау в конце сентября?

Алексей качнул головой:

— Он светловолосый и уехал в середине лета.

Таня схватила Алика за руку:

— Пойдем потанцуем, — вытащила его на середину зала, обернулась. — Малик, сделай что-нибудь повеселей… Ой, да ты совсем не умеешь танцевать. — Глаза ее лучились, как у проказливого ребенка. — Но танцы — это еще не главное. Мужчина должен быть страстным. — Она прыснула от смеха. — С тобой, наверно, шутки плохи: девица и подумать не успеет — кто такой, а уже обманутая и соблазненная… Не руки, а лопаты!

Алик со спокойным лицом снял ее руку с плеча, нащупал пульс, как это делали воспитатели в детдоме, и, пристально глядя в большие глаза, спросил:

— Ты стреляла?

Пульс трепыхнулся, она вырвала руку.

— Дикарь!

— Откуда знаешь, как я встретил Аню?

— Да она же и рассказала, пусти, — Таня скрылась за дверью кухни и вскоре вытащила за руку Аню. — Танцуй со своим медведем, а я уберу посуду. Да осторожно, он мне ноги отдавил.

Сутуловатый, с густыми волнистыми волосами, которым могла бы позавидовать любая женщина, Алик чувствовал себя чистым и красивым. Аня послушно положила руки на его плечи. Близость женщины волновала. И верилось в то, что было осенью у озера, и не верилось. «Может быть, она придет ночью, — подумал Алик и в груди его защемило сладостно и тоскливо. — Какая путевая музыка у них…»

Первыми исчезли Виктор с Людой, потом Алексей поднялся наверх и не вернулся. Как-то незаметно пропала Аня. В зале погасили свет. Лишь угли в камине освещали деревянные лица идолов. Таня шепнула Алику: «Дай сигаретку!» — и ушла с Маликом, пряча ее в кулачке. Он остался в зале на пару с Сергеем. Сидели у тлеющего огня.

— Уютно у вас, — сказал Алик, прикуривая от уголька. — Хорошо, да надо идти домой. Не думал, что так задержусь, даже кошке лепех не оставил… А кто раньше в моей комнате жил?