Олег Слободчиков - Байсаурская бестия

Вожак лег на свое место под корнями ели. Сюда даже в непогоду не попадал снег. Рыжий вразвалочку подошел к висящей туше, рыкнул, скребнул по земле когтями, прыгнул раз и другой, зубами успел оторвать несколько просохших прядей с забахромившейся ляжки.

Проглотил их, облизнулся.

Ушлая, задрав куцый хвост, тоже начала прыгать. Урчала и тявкала, срываясь с туши ни с чем. К ним подошел Рваная Ноздря. Скакнул. Его брюхо было набито мясом марала и Кривого. Он облегчился, рыкнул на Рыжего. Рыжий оскалил клыки и в упор посмотрел на соперника — это был вызов. Но Рваная Ноздря отвел глаза, засеменил к своей лежке.

Драться было лень. По пути он боднул лбом подвернувшегося второгодка.

Стая утихла — все дремали на лежках, только слышно было, как беззлобно возятся два неутомимых сеголетка. Хромой размеренно дышал, уткнувшись носом в пах. Выдыхал из себя воздух. И когда часть его входила обратно через ноздри в грудь — щурился от неприятного запаха. Стая не замечала его слабости. Она не должна была ее видеть.

Но с самого рассвета Хромой чувствовал сонливую тяжесть в голове.

Затем к знакомому запаху собственного тела примешался этот дурной дух.

Хромой осторожно поднялся, постоял, прислушиваясь, и шагнул в сторону поляны. Ушлая тоже поднялась. Он тихо зарычал, и волчица опять легла, поджав под себя согревшиеся подушечки лап. Хромой вышел на край леса, где его никто не мог видеть, потоптался на месте, задрал хвост, пригнул зад к земле. Долго и внимательно рассматривал, вынюхивал экскременты. Потом тщательно забросал их землей и снегом. Сделал неловкий прыжок, второй, и понесся по засыпанной снегом тропе, будто преследовал марала.

Не сбавляя шага, не отвлекаясь, Хромой пробежал расстояние, на которое у человека уходило полдня ходьбы, при том даже не обратил внимания на заверещавшего зайца, пересекшего ему путь. Затем он резко остановился. Дернулся всем телом, отрыгнул пищу. На снегу запарило месиво из побелевшего мяса, костей и мокрой маральей шерсти. Хромой поводил носом, вынюхивая отрыжку, похватал, глотая, большие куски, остатки забросал снегом и, прижимая к груди культю изуродованной лапы, помчался по своим следам в обратную сторону.

Дурной запах ослабел, а потом и вовсе пропал. С высунутого языка струился знакомый здоровый дух. Проходила сонливая тяжесть в голове, взамен ее по телу разливалась усталость.

Тяжело дыша, со всклоченной шерстью, он вернулся в пойменный лес, бесшумно подошел к ели, неловко обернулся на месте, скакнув на одной передней, улегся и стал неторопливо вылизывать бока, пахнущие тем, чем они должны пахнуть.

Алик с тяжелым рюкзаком шел из села. У волчьего следа остановился — узнал Хромого. Охотник давно мечтал поймать его, чтобы порадовать пастухов, покуражиться среди таежной братии и заработать на свободную жизнь в лесу. Но пока он только восхищался умом и дерзостью вожака. Страсть в охотнике была, но не было ненависти ни к этому волку, ни к другим. Он был привязан к здешним местам и не хотел бы жить в мире, где нет волков. А потому желал Хромому здравствовать до поры, и, попавшись в его капканы, возродиться в своем потомстве.

Местные скотоводы Алика не понимали. Они ненавидели волков лютой ненавистью, если удавалось, — убивали с мстительным наслаждением, с азартом, как чистоплотная домохозяйка уничтожает тараканов.

Алик шел вдоль размашистого следа и спрашивал себя: «Не на физзарядку же выходил Хромой?! Если отмахал в темпе километров тридцать — сорок, значит, была в том необходимость. Но какая?.. Звери — не люди: бессмысленного не делают.» Охотник внимательно разглядывал всякий неровный след, представляя себя на месте волка, стараясь думать его умишком и смотреть вокруг волчьими глазами: от отгадки и понимания вожака зависела его охотничья удача.

Но след знакомого волка выходил из пойменного леса и снова уходил туда же. Просто так… «Завтра проверю петли!» — сказал себе охотник.

Он мог бы и сейчас повернуть в лес, хотя при нем не было даже дубины, но устал после перехода. А солнце уже садилось за хребет.

В декабре мороз залютовал, снег стал сухим и колючим. Все чаще в урочище слышался волчий вой. Как ни умен, как ни осторожен волк, но и он глупеет, чувствуя приближающееся время гона: то перебежит из пойменного леса на Большую поляну, нарушив им же установленную границу, то, уж совсем безрассудно, пересечет человеческий след.

Из года в год Большая поляна служила местом свадебный игр не только для стаи Хромого. Здесь то и дело пересекались тропы нескольких волчьих банд, следующих за переходами маралов. Сюда, повинуясь древнему инстинкту, вдоль русла реки поднимались в феврале полукровки и одиночки, слабые для охоты на диких животных, обитающие возле людей и домашнего скота. Их здесь не жаловали, съедали, если были голодны. Но бывали случаи, когда оставшиеся без пары волчицы снисходили до игр и с ними.

В сумерках стая Хромого рассыпалась по поляне. Рыжий бок о бок держался возле Ушлой и она показывала свое расположение. Впрочем, с Рваной Ноздрей волчица вела себя так же, еще не избрав кобеля. Волчьи браки крепки и надежны. И тут из распадка, по которому год за годом сходили лавины, выскочила стая из урочища Асы — один к одному матерые волки. Они сбили с ног Рыжего и Рваную Ноздрю. Ушлая упала на спину, извиваясь перед чужаками всем телом. Уж ей-то, с предвестием брачного запаха, можно было рассчитывать на милость кобелей. Но чужаки и носом не повели в ее сторону.

Хромой проходу чужой стаи препятствовать не стал: сбил второгодков и сеголеток в кучу, увел в старое русло заметенной реки.

Асинские волки не стали связываться с байсаурскими — еды им пока хватало, нужно было догонять своих маралов, подавшихся в западную часть гор. Асинский вожак задрал лапу, брызнул на камни — пусть помнят, чья тропа проходит здесь, — швырнул из-под себя когтями снег и повел добытчиков через реку.

Хромой стерпел унижение. Но его стая распалялась не вымещенной обидой. Рваная Ноздря, мимоходом потоптанный чужаками и всклоченный, отшвырнул подвернувшегося второгодка и даже не упал на брюхо, приблизившись к вожаку. Власть Хромого пошатнулась. Но он вынес и это, всего лишь куснув за загривок Ушлую, нагло подталкивающую его лбом в зад и, как ни в чем не бывало, повел стаю дальше.

Возле вытаявшей осыпи волки расселись полукругом — посередине вожак. Ушлая быстро пришла в себя, будто забыла об асинцах: кокетливо отскакивала в сторону, вынюхивала засохшие травинки и цветочки, выдутые из снега ветром. У Рваной Ноздри обида клокотала в горле. Он уставился на соперника, и Рыжий не отвел спокойных глаз.

Полукруг подравнялся и затих, чувствуя начало поединка.