Олег Слободчиков - Каменный лес

— Ценю твое упрямство, — миролюбивей сказал я, — но… Не спорь со мной; я все-таки постарше.

Игорек еще больше расстроился, всхлипнул, еле сдерживая слезы:

— Это я тебя старше.

— Ты с перепугу немного подвинулся рассудком, — подбросил я веток в костер.

— Мне тринадцать, значит, тебе-всего восемь лет. — Он робко улыбнулся, взглянув на мое растерянное лицо.

— Так, так! — пробормотал я. — Занятная история из передачи «Очевидное — невероятное», — встал я, чтобы уклониться от смутного разговора, взял котелок, спустился вниз и зачерпнул воды, соображая, что происходит и происходит ли?

Может быть, все это только снится? Супы в упаковке подмокнуть не успели, а вот крупа… Если ее сейчас не сварить, то крупа пропадет. Я вывалил в котелок мокрый рис из мешочка.

— Рисовую кашу сварить?

— Я все умею, — радостно заявил мальчишка.

— Тогда кашеварь, а я схожу в одно место. Кажется, в том пихтаче есть шалаш.

Вон, чуть виднеется? — указал рукой. — Посмотрю, можно ли там переночевать.

Это был просторный балаган, покрытый поверх веток полиэтиленовой скатертью. Я залез в него, лег на мягкую подстилку из сухой травы и закрыл глаза.

Порог рокотал внизу, как голос школьного учителя. Слишком много странностей происходило на последней неделе: докапываться до их сути было некогда, а проснуться все никак не удавалось. Но, даже если это не сон, то появление Игорька, знающего обо мне больше, чем я сам, было делом обыденным в контексте всего происходящего со мной или кажущегося: ворона разговаривает, леший жарит яичницу, баба-яга варит зелье, а лысый плотогон плачет, потому что река не желает поворачивать вспять…

Возле шалаша, у сложенного из камней очага, тоже куском полиэтилена были прикрыты продукты: две высохшие булки хлеба, полпачки соли, сахар, облепленный черными муравьями, несколько брикетов каши, картошка россыпью, Видно, туристы оставили здесь лишний груз. Эх! Если бы они догадались оставить какую-нибудь обувь!

Я аккуратней прикрыл продукты и зашагал к костру. Мальчишка помешивал булькающую кашу очищенным от коры сучком. Я подмигнул ему, разворачивая карту, совершенно сухую, потому что она лежала вместе с документами в полиэтиленовом пакете:

— Ладно, малыш, не будем спорить, кто из нас старше, лучше обсудим, что нам делать.

— Идти! — упрямо выпалил Игорек.

— Обуви нет, топора нет, продукты — более или менее… До ближайшего населенного пункта вниз по реке километров семьдесят. Вверх, до Караваевки, километров пятнадцать. Не хотелось бы мне, конечно, лезть по этим скалам, оглянулся я на гребень, нависший над клокочущим порогом.

— Лучше вперед!

— Не перебивай. За гребнем приток. Если мы не застанем Усатого с его плотом на прежнем месте, как знать, не придется ли нам отшагать все сто верст, пока мы не найдем переправу?

— Вперед надо, вниз всегда легче!

— Пожалуй, ты прав, вдруг усатый Игорь не сегодня-завтра решится пройти порог — он нас подберет.

— Ура! Я знал, что ты не подведешь! — подпрыгнул малыш. Потом притих, задумался. — Нет, не знал, но я очень на тебя надеялся.

— Видишь, на карте дом у устья реки помечен крестиком? Читаем в примечании, — перевернул я кальку. — «Попросить у хозяина лодку». С чего это незнакомый человек отдаст нам лодку? Читай: «попросить», а не купить…

— Раз написано, значит, даст, а что?

— Какой ты быстрый! Знаешь, сколько стоит лодка?.. Я тоже не знаю, но уверен, что таких денег у меня нет… Кстати, это районный центр, там есть железнодорожная станция.

— Я не поеду домой! — насторожился он.

— А разве я об этом сказал?

Наши вещи просохли. Мальчишка надел свою застиранную рубашку и серые шаровары. К вечеру мы перебрались в шалаш и развели костер. Я лег на сухую подстилку из хвои, укрылся пледом, он же сидел у входа и тихо пел, что-то разглядывая в полутьме. Малыш обернулся, и я заметил искорки счастливых слез в его глазах.

— Я запросто хожу босиком, — храбрился Игорек.

Мы брели по песчаному берегу. После острых скальных обломков, после лесных колючек мелкий речной песок казался пухом. Но разбитые ноги все равно ныли, пощипывали ссадины. На отмели вода приятно холодила ступни, боль начала униматься, а впереди уже зловеще чернел очередной скальный прижим. Это значит, опять придется лезть по острым камням на сбитых в кровь ногах.

— Все! Дальше не пойду! Лягу и буду ждать: должен же кто-нибудь когда-нибудь проплыть мимо? Какой это отдых, если терпишь такие муки?

Малыш не спорил, сидел рядом со мной и еле сдерживал слезы. Он тоже был сильно измотан переходом.

— Нет, ты только подумай: — устало брюзжал я. — Какой-то маньяк штампует дурацкие карты, а мы верим им и тащимся неизвестно куда. Это нормально?

Ноги у мальчишки были разбиты хуже моих и мне казалось, что он уже сыт этими глупыми переходами по самое горло.

— Я… Я всю жизнь ждал, когда смогу пойти… По дням считал… И вот, какие-то царапины… — с неожиданным упрямством простонал Игорек. — Если мы не пойдем — все было зря.

Прихрамывая, оставляя цепочку одиноких следов на песке, он поплелся к прижиму.

— Стой! — вскочил я, — подожди! — Тоже прихрамывая, догнал его и схватил за руку. — Мы забыли старую надежную обувь — лапти!

Я обмотал его ноги своей разорванной рубахой, поверх обернул куском полиэтилена и обвязал остатками бельевой веревки из своей сумки. Такие же «лапти» сделал и себе.

— Все-таки интересно, неужели, придем к незнакомым людям, попросим лодку и нам ее дадут?! — пробурчал, пытаясь сгладить свое нытье.

Мы поднялись по скале, обошли очередной прижим. Внизу бесновалась река.

Ноги в лаптях скользили на камнях, тряпки и полиэтилен соскальзывали, съезжали набок, вскоре стерлись и развязались веревки.

— Ну и что? — опять брюзжал я. — Скала как скала, а внизу вода. Рядом с городом таких скал — валом. Ну, лес! Сел на автобус и поехал в лес за городом — какая разница? Деревья они и есть деревья, везде одинаковые.

К вечеру мы опять вышли на песчаный берег, опустили стертые и сбитые ноги в воду. Мне показалось, что я превращаюсь в прозрачное легкое облачко и поднимаюсь к небесам.

— Все-таки, малыш, день прошел не так уж плохо. Не так ли?

Игорек сидел на теплом песке, смотрел в небо с розовыми, окрашенными закатом облаками и улыбался. Я тяжело поднялся, начал собирать хворост для костра. После ужина мы опять развернули злополучную карту. В лучшем случае до устья реки было еще два дня хода. Почему же медлит парень на той стороне порога? На таком плоту как у него и океан переплыть можно. «Видно не такой дурак как я!»

Поблекло небо, заискрились первые звезды. Мы лежали на остывающем песке, жевали размоченный в прогорклом супе хлеб, пили чай из листьев смородины, без дум и без забот смотрели на разгоравшиеся звезды, слушали, как ветер шелестит листьями берез, и чувствовали спокойное дыхание реки. Затемно надели на себя всю имевшуюся одежду, залезли под измочаленный тент из полиэтиленовых скатертей легли спина к спине и укрылись моим пледом. Я уже засыпал. Игорек ткнул меня острым локтем и прошептал: