Олег Слободчиков - Двойной карамболь

Нет, он не стремился в двадцать один год обзавестись семьей.

Здравый смысл, планы на будущее, мечты, — каждая клеточка мозга была против ранней женитьбы. Да и не имел он такой возможности по-взрослому и трезвому рассуждению. Но пятилетняя неопределенность в отношениях с любимой девушкой — дипломницей филфака — измучила. Он хотел, но не мог уйти первым. Из чувства собственного достоинства не мог попросить, чтобы она прогнала его. Но только она могла поставить жирную точку, положив конец глупостям или началу неразумной трудной жизни, в которой они всегда будут рядом. В любом контексте математический знак, к которому он стремился и которого больше всего боялся, имел ясный и четкий смысл. На преддипломной практике Варнаков решился окончательно выяснить отношения. Это решение пришло, вдруг, как-то сразу и захватило его, не давая ни о чем больше думать: сейчас или никогда!

Костя Варнаков бросился в общежитие — но не нашел, не дождался ее. Он пробегал полдня, прежде чем отыскал Ларису в Компотном районе у портнихи. Она весело взглянула на него, взъерошенного и взмочаленного, сделала чуть удивленные глаза, что ей чертовски шло.

Они вышли в весенний садик. Его нервное напряжение передалось девушке: ведь знала наверняка, зачем он ее разыскивал, но терпеливо ждала, не торопила, словно упивалась первой судьбоносной победой.

— Лариса! — как-то опечаленно и жалко начал Варнаков, но тут же устыдился невольной слабости и взял себя в руки. Голос его зазвучал самоуверенно, насмешливо: — Я не глуп и не дурён собой, передо мной тысяча дорог, и все перспективные, но, — он беспомощно развел руками, — как видишь, топчусь на одном месте, и все из-за тебя. — Костя придавил окурок и прикурил новую сигарету. — Меня такое положение не устраивает. Давай решим раз и навсегда: или ты выходишь за меня замуж, или мы расстаемся…

— Как это понимать! Ты мне делаешь предложение? — улыбнулась девушка, пытаясь перевести все в шутку. Костя резко оборвал ее:

— Я люблю тебя уже пять лет и ты об этом прекрасно осведомлена. Это, конечно, ни к чему не обязывает, и все же… Да или нет?

Лариса молчала.

— Э-э! Так не пойдет! — дернулся Варнаков. Глаза его были жестки. — Минута на размышление. Промолчишь, значит, нет!

В молчании прошло полторы минуты, затем две. Варнаков сник, обмяк, подобрел. Смиряясь, поднялся, ласково накрыл рукой ее ладонь на яблоневой ветке.

— Ладно, забудем этот день… Глупо. Но все равно — мне было с тобой хорошо все эти годы. И за то спасибо.

Он выскочил за калитку и, не дав девушке опомниться, зашагал к набережной, где много пьяных, где никому не было дела до его настроения, потому что явиться домой в таком виде не мог.

В понедельник утром, почти за час до начала рабочего дня, он шел по центральной улице города в «Вычислительный центр», с которым связывал не только преддипломную практику, но и будущую карьеру.

Мимо проносились машины. Запахи выхлопных газов хлестали по лицу.

Бледный, поникший, с похмельным гулом в голове Константин Варнаков озабоченно думал, что бы такое сказать начальнику, чтобы отпустил его, практиканта, домой.

— Варнак! — окликнули сзади.

Костя обернулся и увидел друга в дешевых застиранных джинсах, в выцветшей тенниске. Казалось, тот стоял с нимбом над лохматой головой, излучал силу, бодрость, здоровье. Улыбаясь, хлопнул его по плечу, протянул руку:

— В горы ходишь или уже бросил?

— Какие горы? — простонал Варнаков. — Диплом на носу.

Еще на первом курсе, чтобы не было проблем с зачетами по физвоспитанию, он записался в секцию альпинизма. Друг в то время был уже третьеразрядником. Все называли его Алтаем, он и представлялся так, потому что носил фамилию Алтайский. Мало кто помнил его имя, одно из самых банальных по тем временам. Потом у него была какая-то «история» — сняли разряд и значок. Но в горы он ходить не запретишь. Кое-кто из тех, с кем он начинал, уже загорали на международных альпинистских базах, а он месяцами пропадал поблизости от города.

И вот встреча. Алтай стоял рядом. Едва прошла зима, а у него уже были длинные, то ли выгоревшие до белизны, то ли обесцвеченные волосы, на лице здоровый шоколадный загар. Костю мутило после выпивки, а тут еще автомобили, ядовитый голубой дымок стелющий по асфальту.

— Все шляешься? — спросил он с нескрываемой завистью. — Слышал, тебя часто встречают на Массиве одного… И не надоело?

— Не надоело! — тряхнул головой Алтай и добавил с искренним удивлением: — Кроме как на Массив, никуда больше не тянет, честно.

— Алташа, — простонал вдруг Варнаков, — возьми меня с собой.

— Могу предложить обалденный траверс, — обрадовался товарищ: наверно, он как раз искал связчика. — Значит, так! На восхождение надо полмесяца…

Варнакову вспомнилось что-то белое, просторное, и сразу полегчало. Он прикинул и так, и эдак — в ближайшие дни не мог выкроить больше недели.

— Мало! — поморщился Алтай.

— В конце месяца могу еще столько же урвать.

— Идет! Сейчас сделаем заброску на Дурной — оставим там бензин, продукты, а восхождение потом.

Это был удачный маршрут — может быть, одно из самых приятных восхождений в жизни Варнакова. Перевал дался так легко, что друзья решили подтянуться ближе к хребту. Но потом, на высоте замело, да так, что пришлось ночевать на леднике, прятать груз и спускаться в город.

Жизнь продолжалась. Варнаков готовился к диплому и к восхождению. Вдруг пришло письмо. Лариса писала, что не может забыть вечер в вишневом саду, что Костя тогда ее просто напугал.

«Согласись, ты вел себя дерзко…» В письме не было ответа, но было много вздора, от которого сладко щемило сердце.

Лариса решила оставить свой премилый поселок и приехать в город, чтобы писать дипломную работу в библиотеке. «У нас такая скука…» Она уже купила билет и надеялась, что Костя встретит ее в тот самый день, когда он должен был находиться под перевалом.

В первом порыве Варнаков отшвырнул письмо — ведь все было решено. Но в голове уже вертелись слова оправдания перед товарищем.

Алтай не обиделся или сделал вид, что ему все равно.

— Вольному — воля, — сказал. — Спасибо за то, что помог сделать заброску. Теперь мне одному продуктов надолго хватит. Месяц на Массиве — это ж кайф!

— Подожди пару дней?! — неуверенно пытался уговорить его Варнаков.

Но Алтай отвечал твердо, что не любит менять решений — плохая примета. Если решил уйти четырнадцатого, то уйдет, хоть дождь, хоть землетрясение.

Лариса в назначенный день не приехала. Костя дал ей телеграмму, ждал еще сутки, думая, что она прибудет следующим поездом, несколько раз звонил по межгороду — на другом конце провода к телефону никто не подходил. На третий день трубку сняла мать или бабушка, сказала буднично, что Лариса улетела в Москву.