Фрэнсин Проуз - Изменившийся человек

— Сто процентов, а что?

— По-моему, вы слишком близко сидите к экрану.

— Сяду подальше. Да?

Снова молчание. Потом Бонни говорит:

— Насчет благотворительного ужина — вас это не смутило? Я имею в виду, небольшая речь? Три, четыре минуты. Ничего страшного. Извините, что только сейчас узнали. Мы вас слегка огорошили. Мне надо было сказать об этом раньше. Я собиралась. Почему-то я не знала, что Роберта условилась с репортером.

Винсент говорит:

— Но проблеймо. Справлюсь. Могу встать и поблагодарить фонд за то, что помог мне круто повернуть жизнь. Это самое малое, что я могу сделать.

— Мне жаль, что так случилось с вашим отцом. Кажется, я об этом не знала.

— Я думал, что говорил вам. Но спасибо. Мне было три года. Я не так хорошо его знал. Меня огорчает, что он сделал это в гараже у тети. Знал, что дядя ее заставит убираться. Почему он не мог пойти для этого куда-нибудь в лес?

Бонни глубоко вздыхает. Какой он все же чуткий под этой напускной развязностью. Более мелкий человек сфокусировался бы на том, как эта смерть на нем сказалась.

— Бедняга, вероятно, не думал об этом, — говорит она.

— Должен был подумать, — отвечает Винсент. — Это последнее, о чем он должен был подумать. Мог бы иметь план.

От этой фразы ей становится зябко. У Винсента есть план? И какое у нее место в этом плане? Мейер сказал бы, что весь план — у Бога. Бонни хотела бы верить в План. Ей жизнь представляется скорее схваткой, где всегда одерживают верх зло и хаос. Над силами… чего? Порядка и добра. Над стороной Мейера и Бонни. И, может быть, Винсента. Бонни говорит:

— Есть еще что-то? Что-то важное, чего вы не сказали?

Винсент морщит лоб, изображая задумчивость. Потом он улыбается.

— Ничего такого не припомню. Я скажу вам, если что-то придет в голову. Обещаю. Хорошо?

Чем причудливее становится жизнь Нолана, тем крепче он утверждается в мысли, что для этого есть причина. Порядок и план. Каждая неудача и препятствие, каждое испытание и злоключение — урок, закаляющий его для дальнейших испытаний. Например, жизнь у Реймонда научила его держаться незаметно, занимать минимальное место в самом ограниченном физическом пространстве. Влезши в чужое жилье, Воин следует трем правилам: Мой посуду. Не давай советов. Не оставляй носки в коридоре. Этого в самурайской книге не найдешь, а Нолан и читать ее перестал. Во всяком случае, ее правила не годятся в его нынешнем положении платного консультанта в Международном фонде, имеющего пансион и двести долларов в неделю за то, что ездит на работу с Бонни, рассказывает ей свою жизнь и записывает все, что видел и слышал, пока состоял в ДАС. Другими словами — ни за что. Он много пишет об одержимости Реймонда евреями, завладевшими прессой и телевидением. Но нигде не называет его по имени.

Работа прекрасная, но, к сожалению, большая часть жалованья уходит на оплату городского гаража, который Нолан посещает раз в неделю, в обеденный перерыв, чтобы заплатить за парковку и очень осмотрительно — не попасться бы на глаза кому-нибудь из фонда — проехаться на пикапе Реймонда. Потому что Воин должен соблюдать еще одно правило: продумай план эвакуации. Проверь запасные выходы. Никогда не садись спиной к двери.

В свое время он наловчился увиливать от противных полезных кашек из блендера, которыми потчевала на завтрак Люси, и это оказалось хорошей подготовкой к ужинам у Бонни, где чинные манеры за неделю выветрились и все пришло в норму. Сначала Дэнни доводит Бонни почти до слез, потом вступает Макс, пытается ее утешить, одновременно сигнализируя брату, что понимает: мама — нескладеха.

Нолану жалко Бонни. Но если бы она знала это, то огорчилась бы еще больше. А ребята не такие уж плохие. Точно лучше, чем был Нолан в их возрасте. Что с того, что старший почти подсел на травку, а младший, похоже, вырастет голубым? Порченые еврейские дети, сказал бы Реймонд. Сейчас эта фраза Нолану ни к чему. Достаточно трудно было в начале интервью с испанской красоткой удержаться от мысли: «Еврейок таймс». Но потом все пошло как по маслу. Он облокотился на Ала Грина и с Алом пропел это дело.

Воину за Ноланом еще угнаться. Нолан довел все до науки, выверил свои суточные химические потребности. Два пива за ужином, чтобы снять напряжение. Разгладить нервы. Затем он идет к себе в комнату, принимает половинку викодина и читает, пока не заснет. Он аккуратен. И это хорошо. И приятно находиться в конторе, рассказывать Бонни о своих проблемах. Вроде как нагрузившись в баре, только без текилы и лайма.

Иногда он даже думает, что в самом деле нравится Бонни. Несколько дней назад он рассказывал ей о своей работе в пончиковой и показал шрамы на руках от кипящего масла. У Бонни выступили слезы на глазах. Он сказал, что было не очень больно, а Бонни сказала: как грустно, что человек с прекрасным умом должен заниматься такой работой. После мамы Нолана это был первый человек, отметивший, что у него есть ум, хоть какой.

Хорошие отношения с Бонни — смазка для повседневной жизни. Жизнь становится легче. Все должно получаться легко. Ведь жизнь все выше ставит для Нолана планку. Все поднимает обручи, через которые он должен прыгать.

Взять хотя бы сегодняшнее испытание. Вечером после работы Нолан идет к Мейеру Маслоу на ужин.

Нолан понимает, что это пробный запуск. Они должны снять заусеницы, прежде чем выпустить его к богатым и знаменитым на этот благотворительный ужин, из-за которого столько дерготни. Они должны быть уверены, что он не подкачает. Бонни и Мейер видели, как он обрабатывал репортершу. Однако с «Таймс» вышло не совсем так, как планировалось. От Нолана это пытались скрыть, но он не мог не заметить, что вся контора на грани самоубийства: заметка в «Таймс» в итоге появилась, и — после всех его трудов с журналисткой, притом, что нет на свете женщины, которая не запала на Ала Грина, — уделили им всего один абзац в разделе городской светской хроники.

Нолана это вполне устраивало. Да, славно было бы увидеть свое лицо в газете, но обнародовать свои нынешние координаты — не самое разумное. Реймонд с дружками, понятно, «Таймс» не читает. Но у Реймонда есть знакомые, у которых есть знакомые, которые читают. Скажем, какой-то молодой буржуйчик приходит в шинную мастерскую и говорит, что видел фотографию парня, работавшего здесь. Ну? — говорит Реймонд. Где она была? Реймонду три раза кликнуть мышкой — и нашел его.

Поэтому Нолану даже на руку, что другие репортеры, приглашенные на следующий день, наверное, прочли заметку и почуяли, что материал дохлый. И отменили встречу — вторая часть трагедии, в которой все винят Роберту. Нолану не нравится Роберта и не не нравится. Она безвредная. Но, во-первых, она ни черта не понимает, что он за человек, и, во-вторых, он подозревает, что она заставит свою бабушку позировать голой для «Пентхауса», если сочтет, что ей будет с этого прибыток.