Евгений Князев - Красный пассажир-2. Черный пассажир ‒ ритуальная чаша. Paint it black

«Хороший себе дед бизнес выстроил, небось, уже и источник на Паратунке прикупил, а все словно нищий одевается и про больную женушку вспоминает. Сам, наверное, с местными восемнадцатилетними путанками развлекается перед уходом в лучший мир. А воняет-то как от него, не то мышами, не то городской свалкой, фу, гадость…» — Савельева сплюнула на тротуар, как это делают неотесанные и курящие мужики, еще минуту подождала чего-то, огляделась и со спокойной душой пошла к машине.

«Ну, Смагин, я тебе еще устрою Варфоломеевскую ночь, если конечно ты сможешь обдурить всех этих прохвостов и ФСБэшников. Вот будет «хохма»! Кстати сам Игорь перед отлетом как раз завел речь про так называемые «хохмы». Оказывается, это слово на иврите обозначает мудрость и является одной из трех основ учений Кабалы. Тогда он со смехом пояснял, что жиды за ширмой глуповатой «хохмы» скрывают мудрые мысли, которые позволяют им расслабить «Гоя» — то есть нас русских и прочих не евреев и в нужный момент обхитрить, одурачить «умненького русского простачка». И еще, что якобы русский «Иван-дурак», перехитривший всех и вся, совсем и не русский, на Руси и имен-то таких не было, пока евреи вместе с византийцами не подсунули нам христианство вместе с Петрами, Иоанами, Яковами, Семенами и прочими еврейскими «мучениками». А в России всегда были Игори, Олеги, Ярославы… а вот «дурачки» с «хохмами» и Кабалой появились после крещения несчастной Руси, якобы для объединения в «Единую Русь», на самом деле, сразу же после крещения «огнем и мечом» тридцать крепких княжеств, повязанных узами кровного родства, распались на триста удельных, враждебных друг другу и неспособных противостоять ни половцам, ни хазарам, ни татарам, ни немцам на долгие тысячи лет, и до сих пор вся Русь, словно зомбированная, молится еврейскому богу и дает своим детям еврейские имена. Оттого, видно, и живем мы в постоянном рабстве, потому, как сами не можем и не хотим разобраться, кто же нами правит и сосет кровь наших детей?»

— Пашуля, привет, мне срочно нужна на время твоя машина, — попросила Галина по телефону своего старого ухажера. Она знала, что Паша не откажет и даже не обидится, если она просто без разрешения возьмет его машинку на прокат, но она хотела услышать ставший уже чем-то необходимый и родной голос. «Вот дурра, неужели материнское чувство так сильно в женщинах…!»

— Ты помнишь, где она стоит, дорогая? — Да, — вот и ладненько, ключи у охраны, они тебя тоже знают, но я еще им перезвоню, а когда тебя ждать, любимая? — Паша весь покраснел и покрылся потом от предчувствия встречи.

— Скоро, Пашенька, я сама с тобой свяжусь…, — Савельева отключила телефон и почти бегом двинулась к парковке, что развернулась совсем недавно возле проходной, прижавшись одним боком к высокому бетонному забору порта. Времени было в обрез, уже не часы, а минуты решали судьбу и ее и Смагина.

Потрепанный, с помятыми дверцами и разбитым задним стоп сигналом, покрытый толстым слоем пыли «Маркушинк» непонятного цвета стоял в боевой готовности рядом с покосившейся железной будкой сторожей в ожидании своего блудного хозяина. Савельева с негодованием отметила про себя, что столько времени работает эта стоянка, а у хозяев не нашлось ни времени, ни средств поставить цивильный домик для охраны и хороший автоматический шлагбаум.

Как обычно, один из седовласых сторожей в затертой каким-то маслом пятнистом комбинезоне, вручную поднял черно-белый, изогнутый в дугу от столкновения с лихим питерским водилой, шлагбаум, и вручил девушке ключи зажигания со знакомым брелком в виде красного краба.

— Счастливой поездки, — сторож помахал, сорвавшейся с места на лихой «Тойоте» давно знакомой всем охранникам Владивостокской торгашке — гастролерше, прозванной в народе «Галка — прокачу на палке».

— Эй, поосторожнее, там, на поворотах — весело крикнул он вдогонку, исчезнувшей в клубах пыли шустрой «японке», затем старик опустил полосатую перегородку и нырнул в свою уютную, пропахшую дешевым табаком, мочой и рыбой, конуру. Бывший рыбак, отработавший в Беринговом и Охотском морях ни один десяток лет на промысловых, утлых суденышках, а ныне пенсионер и сплетник Федор Краснов достал из тумбочки чекушку водки и, плесканув в большую солдатскую кружку, залпом выпил. Уж сегодня будет, о чем лясы поточить с напарником и кому косточки промыть. Краснов завалился на обитый солдатским одеялом деревянный топчан, затянулся зловонной «Примой» и, включив свою любимую телешоупрограмму «Дом-2», забылся в тревожном сне.

Почему Галина сейчас вспомнила этот разговор, она не понимала, девушка знала лишь одно, что сегодня все русские видят друг в друге лишь врагов и предателей и вместо того, чтобы помогать ближнему, как это делают те же евреи или мусульмане, они стараются утопить его, закопать, уничтожить, причем, не гнушаясь ни способами, ни средствами.

Между тем, она пересекла улицу и по дороге пешком спустилась к проходной рыбного порта. Там, на одном из ветхих причалов, покачивался, готовый к отходу рыболовный сейнер с загадочным греческим женским именем «Галина» на ржавом с вмятинами от постоянных швартовок, борту. Не зря видно моряки дают своим судам женские имена. Судно-шип у англичан женского рода. Отрываясь от берега на долгие штормовые месяцы, моряки всегда носят в сердце надежду на возвращение к любимой женщине. Вот и капитан «Галины» Павел Чайка по кличке «Паша-Краб» — сорокадвухлетний, крепко сложенный и довольно привлекательный, с рано поседевшими густыми волосами, и с хорошо подвешенным языком и «аристократическими манерами» морской волк, имевший, за свои браконьерские вылазки на необъятных просторах Охотского моря, двенадцать судимостей, в свое время, как раз, будучи обычным пассажиром на теплоходе «Русь», влюбился в одну из дневальных. И была эта девушка восемнадцатилетняя Галина Савельева.

Тогда молоденькая девчонка не придавала особого значения ухаживаниям рыбацкого капитана. На красном пассажире многие положили глаз на привлекательную девчушку, и из опытных уст бывалых морячек Савельева наслышалась о стремительных любовных романах, проносящихся словно ураган, выворачивая душу наизнанку и оставляя лишь слезы разочарований и пустоту. Но Павел был настолько настойчив и обаятелен, что, все же, сумел понравиться девушке и, пусть временно, покорить ее сердце. И вот бурный, словно тропический циклон, роман закрутился спиралью над головами молодых людей, но, так же, быстро, как и предсказывали судовые «синоптики» утих, угас и растворился за полоской, с угасающим светилом, горизонтом. Но это было потом, а в те счастливые для Павла и Галины несколько дней на пассажире им выделил каюту сам начальник рейса Игорь Смагин. От него не ускользнуло, насколько молодые люди тянутся друг к другу, и он без долгих колебаний предложил Савельевой свои услуги: