Мария Воронова - Погружение в отражение [litres]

К сожалению, в состав суда вошли люди крайне неприятные.

Первым сюрпризом оказалось назначение государственным обвинителем Аллы Павловны Шмидт, дамы, которую Ирина не то чтобы ненавидела, но считала причиной своей неудавшейся женской судьбы. Ай, да что там самой себя стесняться! Конечно, ненавидела она ее! Стоило только мимоходом о ней услышать, как сразу портилось настроение, а теперь придется лицезреть ее довольную холеную рожу днями напролет…

В университете Ирине очень нравился однокурсник Лева Шмидт, похожий на Олега Янковского. Нельзя сказать, что она влюбилась до умопомрачения, но с воодушевлением прикидывала, какая хорошая пара из них могла бы получиться.

И на третьем курсе искра проскочила между ними, любовь почти началась. Они почти взялись за руки, почти поцеловались, почти пошли на первое свидание, но тут как из-под земли выскочила первокурсница Аллочка Свистунова, и через два месяца Лева Шмидт на ней женился.

Тогда это оказалось для Ирины всего лишь легким щелчком по самолюбию, но через много лет, раздавленная разводом, она вдруг вспомнила о своем несостоявшемся романе.

После выпуска они с Левой не общались, но стороной до Ирины доходили слухи, как прекрасно он устроился юрисконсультом во Внешторг и как счастливо живет с красавицей-женой и умницей-дочкой.

Однокурсники то были у него на новоселье в просторной трехкомнатной квартире, то Лева катал их на своей «Волге», то годовщину выпуска отмечали у него на даче в Капралове.

Ирина уверяла себя, что не завидует, но как иначе назвать глухую и горькую досаду, что это она могла бы быть счастлива с Левой, если бы Аллочка не встряла?

Самое смешное, что быть беспристрастной к Алле она не в силах, а отвод заявить нельзя. Придется терпеть. Не признаваться же под протокол, что завидуешь!

После заседания Алла бросилась к ней с поцелуями: «Ах, Ирочка! Как я рада тебя видеть!»

Ирина остановила ее с холодной улыбкой: «Я тоже очень рада видеть вас, Алла Павловна, но давайте сначала вынесем приговор, а потом вспомним старую дружбу».

Хоть так поставить на место эту холеную дуру!

Ирина еще не продумала, как поведет процесс, но одно знала совершенно точно – перед началом заседания она сделает маникюр и укладку в салоне красоты.

Народные заседатели в этот раз тоже не порадовали.

Один – водитель «Скорой помощи», тощий морщинистый дядька без возраста, такому можно дать и сорок, и восемьдесят, и все равно ошибиться. Про себя Ирина обозначила его «сухофрукт». Наверное, по случаю суда он надел лучшие вещи из своего гардероба: древние брюки с необычайно острыми стрелками, клетчатую рубашку и пуловер с норвежским рисунком, в точности такой, как носил отец, когда Ирина была маленькая.

Сухофрукт говорил мало, в основном улыбался, и тогда от уголков глаз разбегались резкие лучики морщин, так что становилось ясно, что он человек добрый.

Ирина решила, что с ним проблем возникнуть не должно, если только не уйдет в запой посреди процесса.

Зато второй заседатель ее просто ошеломил. Это оказался, и вряд ли случайно, известный журналист Владлен Трофимович Лестовский.

Владлен Трофимович подвизался в жанре очерка, сильно разбавленного философскими размышлениями, мудро избегая острополитических тем. Перо его было заточено под разные аспекты человеческих взаимоотношений: откуда берется подростковая преступность, почему распадаются семьи, зачем глава семьи тянется к бутылке и что из этого получается.

Ирина одно время с удовольствием почитывала его статьи и даже купила сборник очерков с броским названием «Я человек…», но, увидев там статью, порицающую женщин, стремящихся разрушить крепкие советские семьи, забросила сборник подальше. Тогда она была любовницей женатого мужчины и не хотела читать, что поступает плохо.

Владлен Трофимович выглядел очень импозантно. Лет сорока пяти, крепкий, но не полный, с прекрасной осанкой и снисходительным взглядом, он затмевал всех участников процесса, кроме разве что Аллочки. Глядя на его роскошный жемчужно-серый костюм с идеально подобранными рубашкой и галстуком, элегантные черные ботинки и дипломат из натуральной кожи, никак нельзя было заподозрить, что этот человек в своем творчестве страстно обличает низкопоклонство перед Западом, предпочтение материальных ценностей в ущерб духовным, мещанство и тягу граждан к импортным вещам.

Не успела Ирина открыть распорядительное заседание, как Владлен Трофимович выступил с речью о выродках и отщепенцах, позорящих советское общество своими дикими поступками.

Ирина постучала по столу карандашом:

– Владлен Трофимович, подождите.

– Нам выпала честь защищать наше общество, нашу мораль, – не унимался Лестовский, – избавить советских людей от ублюдка, в которого родина вложила столько сил, а он стал…

– Пока он стал подсудимым, – Ирина повысила голос, – всего лишь подсудимым.

– Которому мы обязаны вынести справедливый приговор! – подхватил очеркист. Похоже, он начал обкатывать первые фразы своего нового очерка.

– Вот именно. Вам выпала честь, когда вас избрали народным заседателем, а выносить приговор – это уже не честь, а ваш гражданский долг. Вы должны судить непредвзято и беспристрастно, поэтому если вы уже сейчас убеждены в виновности Еремеева, то я буду вынуждена заявить вам отвод.

Лестовский процедил, что ни в чем не убежден, и Ирина поняла, что здесь она поддержки не дождется.

Интересно, на какие педали ему пришлось нажать, чтобы оказаться в составе суда?

Понятно, что его настоящая цель вовсе не жажда справедливости, а сбор материала для очерка, а то и для документальной повести. Ирина даже первую фразу ему придумала: «Не так давно мне довелось…» Владлен Трофимович любил так начинать свои опусы.

Но самой ужасной оказалась адвокат. Вот еще одно сходство процесса Кирилла и Еремеева – у обоих защитники по назначению, и оба пустое место.

Какая-то тетка жуткая, будто не в суд пришла, а в колхозную бухгалтерию. Грузная, запущенная, ужас. Понятно, что вещей нормальных не достать, но трикотажный костюм поносного цвета из семидесятых – это уж слишком. Сапоги каши просят, зато на шее капроновый платочек с люрексом, а на голове – меховая шапка.

Ирина не удержалась, после заседания сделала замечание: «У нас тут все-таки народный суд, а не боярская дума», так тетка даже не обиделась.

Похоже, собирается просто отбывать номер.

Снова придется работать и за судью, и за адвоката, самой ломать голову, выискивая несообразности и несостыковки, потому что она имеет право вынести смертный приговор, только если не останется ни малейших сомнений.

Ирина легла в постель, но почти сразу вскочила и проверила, работает ли телефон. Все было в порядке.