Мария Воронова - Погружение в отражение [litres]

Лариса молча кивнула и заплакала.

– Что ты, что, девочка моя, не плачь! Руки в муке, как мне тебя утешить?

– Вы так добры ко мне…

– Милая, прекрати эти церемонии! На вот салфетку, вытри глазки. Все хорошо. Мы родные люди.

Лариса промокнула лицо бумажной салфеткой.

– Не сердись на Никиту, что он уделяет тебе мало внимания, и не думай, что у него кто-то появился, – мягко заметила свекровь, – а то есть жены, которые шпионят за своими мужьями, чуть только что покажется им не так. Не уподобляйся этим дурам.

– Ни в коем случае.

– Вот и славно. Смотри, у нас целый поддон готов, давай-ка вынесем его скорее на балкон, чтобы пельмени схватились. Можно сразу в холодильник, только это будет совсем не то.

– Ангелина Григорьевна, здесь все-таки не сибирская деревня, а промышленный город.

– И то правда.

Свекровь положила поднос в морозилку, отряхнула руки от муки и осторожно, одними локтями, обняла Ларису.

– Супружеская верность – хорошая штука, но ее сильно переоценивают, моя дорогая, – шепнула она, – поверь, вовсе не она делает брак несчастным, а неумение прощать.

Вера Ивановна не любила залеживаться в кровати и по выходным вставала так же рано, как в будни.

Она проводила Таню в институт, накормив ее любимой пшенной кашей с тыквой, и принялась за генеральную уборку.

Сейчас наведет идеальный порядок, потом нагладит Танину блузку с тысячей оборок, которую дочь обожает, но редко носит, потому что гладить все эти рюши – занятие не для слабонервных.

А к вечеру приготовит что-нибудь вкусненькое: пирог с яблоками, например, или сырники с изюмом.

Она сделает так, что дочь будет счастлива и никогда не пожалеет, что осталась на Родине! У нее будет прекрасный русский муж, русские дети, заботу о которых Вера Ивановна полностью возьмет на себя. Пусть Танечка посидит полгодика, поиграется и снова выходит на лед. Она ведь способная спортсменка, и задатки педагога у нее великолепные. Если мать будет помогать и освободит от разных бытовых хлопот, то девочка быстро добьется успеха, и как знать, вдруг станет известным тренером вроде Станислава Жука?

А детки рядом с бабушкой вырастут здоровенькими, крепенькими и умненькими.

Не зря существует пословица – где родился, там и пригодился.

Да, модно сейчас ругать Союз, мол, жизнь плохая, но как она станет хорошая, когда уедут все, кто покрепче да поумнее?

Если бы отец Тани был жив, разве он позволил бы ей покинуть Родину? Да ни за что!

Стремянка, стоя на которой Вера Ивановна протирала люстру, пошатнулась, пришлось крепко вцепиться в верхнюю ступеньку, чтобы вернуть равновесие.

Немного отдышавшись, Вера Ивановна все-таки смахнула пыль с оставшегося плафона.

Нет, пусть Еремеев идет к черту со своей подозрительной помощью!

У Тани родители русские, и дети, значит, тоже должны русскими родиться и вырасти!

Вера Ивановна решительно сложила стремянку и засунула ее в чулан.

Должны знать свою историю, гордиться павшими в боях Великой Отечественной войны прадедами и героическим дедом, который пожертвовал жизнью ради того, чтобы спасти людей от опасного преступника, а не расти на дурной капиталистической морали, где человек человеку волк, а нажива прежде всего.

Валентин Васильевич позвонил, когда она только что закончила уборку и наслаждалась в кухне чашечкой чая, с удовлетворением озирая плоды своих трудов.

Когда он сказал, что надо увидеться, Вера Ивановна пригласила его в гости прежде, чем сообразила, что это не совсем этично.

«А ну и ладно! – легкомысленно подумала она. – Зато будет перед кем похвастаться вылизанной хатой, все-таки редко так бывает у нас, чтобы нигде ни пылинки».

Дед пришел так быстро, будто стоял под дверью, и с порога вручил коробку конфет и букет слегка подмороженных, но пышных гвоздик нежно-розового цвета.

Вере Ивановне стало неловко от такого гусарского размаха, и почему-то она обрадовалась, что к приходу гостя надела лучшее свое шелковое платье и успела причесаться и слегка накрасить губы.

Танины друзья всегда разувались, но Вера Ивановна знала, что это в принципе дурной тон, и хотела предложить деду пройти так, но не успела. Он стремительно скинул пальто и ботинки и в одних носках проследовал на кухню, прижимая к себе потрепанный портфель с тусклой латунной пряжкой.

Пока она ставила цветы в вазу и зажигала газ под чайником, дед достал из портфеля какие-то листы бумаги и разложил их по всему столу.

– Смотрите, какая история! – воскликнул гость, нетерпеливо отмахнувшись от вопроса про чай или кофе. – Я специально взял километровки для наглядности.

Вера Ивановна заглянула. На «двойных» листках, вырванных из школьной тетрадки в клеточку, были уверенной рукой перерисованы подробные карты.

Она подавила завистливый вздох. Когда Таня училась в школе, достать контурные карты по истории и географии было нелегко. Кальку, чтобы перенести рисунок из атласа, тоже не вдруг купишь, и оставалось одно – срисовывать. Хорошо, что учителя относились с пониманием и ставили Тане хорошие оценки, несмотря на то, что карты, начертанные нетвердой рукой Веры Ивановны, давали очень приблизительное представление о местности.

Валентин же Васильевич рисовал так, будто в штабе работал.

– Крестиками указано, где были обнаружены тела несчастных детей, – достав из кармана пластмассовую шариковую ручку, он показал где, – я отмечал так, как понял по материалам дела, поэтому погрешность может быть довольно большой, но не думаю, что значимой.

– Да-да, продолжайте, – кивнула Вера Ивановна, думая, как правильнее – предложить гостю отобедать сейчас или дождаться Таню и поесть всем вместе. Карты впечатлили ее как доказательство серьезного отношения деда к своим обязанностям заседателя, но истину она в них увидеть не ждала. Просто мужчины любят всякие планы, схемы и таблицы, особенно когда по существу нечего сказать.

Вера Ивановна украдкой посмотрелась в сияющий никелированный бок чайника. Даже в искаженном виде было ясно, что она выглядит хорошо, свежо и немножко романтично. Черт, почти забытое чувство – нравиться себе, и от этого немного неловко.

Тут дед резко хлопнул по столу ладонью, так что Вера Ивановна чуть не подскочила.

– У убийцы должна быть машина! – азартно выкрикнул Валентин Васильевич.

– Да?

– Не да, а так точно! Все ребята были найдены далеко от дома, и никто из близких не смог объяснить, зачем они оказались в тех краях. Это раз! Дальше – остановки общественного транспорта находятся самое близкое в трех километрах, и в окрестностях нет абсолютно ничего интересного, чем можно было бы увлечь жертву. Сделаем поправку на то, что в юности мозгов у человека нет, но даже в те далекие благословенные времена я бы не стал без ясной цели шататься по пустырям с незнакомцами.