Анна Матвеева - Птичий рынок

Жук произвел точно такой же эффект – застольное действо продолжилось, но следить за ним было невозможно. У хозяйки возник страх, что жук явился по ее душу. Только и ждет удобного момента, чтобы десантироваться к ней прическу и доставить невыразимые страдания. Она вздрагивала, дергалась, а потом потеряла самообладание и взвизгнула:

– Сделай что-нибудь!

Муж, который к тому времени уже практически воткнулся в стаканчик, принялся этот самый стаканчик ласково увещевать:

– Да ладно тебе, – сказал он стаканчику. – Это просто жук, он тебя не обидит.

Жук продолжал кружить над столом.

Столкнувшись с настырностью непрошенного насекомого и таким к себе отношением со стороны супруга, хозяйка выскочила из-за стола и спряталась в доме.

Звон захлопнувшейся двери, застекленной прозрачными квадратиками, разбудил мужа.

Он вынул из стаканчика нос и посмотрел на нас.

Я вспомнил, как в детском саду во время “тихого часа” один мальчик описался. Когда его повели переодеваться, он смотрел на нас, других детей, точно такими глазами.

Высоко подняв голову, муж встал на нетвердые ноги и взмахнул салфеткой.

Взмах, другой, третий.

Со стороны могло показаться, что он порывисто с кем-то прощается.

С припозднившимся грибником, с кустами, посажеными другими мужчинами, с лесом, который вот он и одновременно недоступен.

Один из неверных взмахов принес результат – жук был сбит.

На земле его настиг тапок.

И откуда такая прыть…

Всё случилось так быстро и обыденно, что никто сначала не поверил.

Включая самого мужа.

Теперь на его лице был укор.

Вы должны были остановить меня.

И успокоить ее.

Почему вы бездействовали?

Он позвал супругу, и та изволила явиться. Она что-то жевала. Осмотревшись и не увидев опасности, она одарила своего героя поощрительным эпитетом. Он потянулся к ней губами, но она отвернулась, как отворачиваются от собаки, норовящей лизнуть лицо.

Со стороны леса раздался мелодичный перезвон. Все повернули головы. По опушке шел темный грибник, он вел палкой по прутьям. Прутья издавали мелодичный перезвон.

Наутро я проснулся очень рано, но второй гость уже бодрствовал. Он читал книгу.

– Если бы не алкогольные зорьки, я бы вообще не читал, – признался гость.

Выйдя на террасу, я увидел две вещи: грибника за забором и собаку на полу.

Грибник воровато рыскал под березами, собака рычала и била что-то лапой.

Жук.

Тот самый вчерашний жук.

Он еще шевелил лапками, отчего и стал игрушкой для собаки.

Выглядел он безнадежно, поблизости уже рыскали муравьи. Я добил жука.

Некоторые вещи надо делать самому.

В электричке на обратном пути продавались нелопающиеся мыльные пузыри. Я подумал, что если выдувать такие пузыри дома при закрытых окнах, то скоро все комнаты забьются пузырями и людям не останется места. Как будто красномордый пришел.

А еще я думал, что так и не смог обратиться к хозяйке на “ты”, хоть она на этом очень настаивала.

Пока не заведешь себе улитку-другую, ни за что не догадаешься, какой это популярный питомец. Куда там хомячкам или попугайчикам. Скажешь между делом в какой-нибудь компании о приобретении, и со всех сторон несутся робкие каминг-ауты: “И у нас… и мы тоже… и я детям завел…” Практически тайная ложа, выращивающая совершенное и непобедимое биологическое оружие. В США за их содержание и разведение до пяти лет тюрьмы грозит, а мы ничего, держимся. Опознав в толпе “своих”, улитководы не хуже заправских рыбаков начинают хвастать размерами брюхоногих – “глаз – во!” – и делиться историями из жизни. Даже председатель совета экспертов одной крупной литературной премии рассказывал, как, приехав однажды из Крыма, обнаружил в чемодане огромного моллюска: то ли подбросили, то ли сам заполз. Посадил в трехлитровую банку, зелени насыпал и спать лег. А поутру обнаружил, что путешественник из банки сбежал. Правда, далеко уйти не успел и был возвращен в карцер, на этот раз под крышку с мелкими дырочками. Но тяга к свободе этого графа Монте-Кристо оказалась непреодолимой. Ночью он каким-то образом справился с крышкой и ушел – на этот раз безвозвратно, не оставив временному хозяину даже записки “Прощай, наша встреча была ошибкой”.

Улитка – существо хтоническое. У племени майя, например, одним из главных богов пантеона был дух Улитка – Хо Ваай Тун – повелитель дождя, один из двух владык преисподней и распорядитель пяти дней года, в которые происходила смена власти у богов. А теперь потомки Хо Ваай Туна живут в аквариумах и огурцы трескают.

Некоторое время назад, когда знакомые спросили моих детей, не хотят ли они улиточек (а дети – это очевидно – всегда хотят всякую живность), гигантские моллюски ахатины настигли и меня. Но у этой истории, как у голливудского блокбастера, есть свой приквел.

В школе при ветеринарной академии что-то пошло не так. В один прекрасный момент я осознала, что предел моих инвазивных медицинских навыков – это подкожный укол кошке, а профессия ветеринара явно предполагает нечто большее. Я заложила крутой вираж – поступила на филфак, – но от судьбы еще никто так просто не уходил.

Всё началось с того, что на даче к нам прибилась дикая черепаха Прохор. Когда поиск хозяина по соседям не дал результатов, Прохор был одомашнен, отмыт и отпущен на вольный выпас в квартире. Он делал всё, что положено делать черепахам: спал под батареей, скребся в углах, питался преимущественно салатом и бананами и не вступал в коммуникацию с человеком. И в этой неспособности к коммуникации – главный баг [11] Баг – жаргонное слово программистов, обозначающее ошибку в программе. черепах. Понять, что с ними что-то не так, обычно довольно затруднительно: только тонкие знатоки черепашьей души могут понять, что сейчас зверушка не просто лежит в уголке, а со значением – болеет. И все-таки мы что-то заподозрили. Прохор несколько дней отказывался есть, шевелиться и всем своим видом демонстрировал готовность к спячке. Обзвонив несколько десятков столичных ветклиник, мы эмпирическим путем выяснили, что во всей Москве примерно один специалист-герпетолог – главный герпетолог зоопарка (до недавнего времени была еще его аспирантка, но теперь уехала в Калифорнию спасать местных звероящеров от вымирания). Доктор наглядно продемонстрировал, почему в домашних условиях жизнь на полу, а не в террариуме, и спячка для черепах губительны, вколол в пациента какое-то с трудом поддающееся исчислению количество лекарств и выдал исписанный мелким почерком листочек с назначениями: “Вот это и это – подкожно дважды в сутки, это – внутримышечно, а вот это – самое интересное – через зонд напрямую в желудок. Только когда голову будете из панциря вытягивать, осторожней с зондом – трахею ему не проткните”. Зонд. Черепахе. В желудок. Дома. Потому что прием у врача раз в неделю, а проделывать всё это нужно дважды в день. “Лекарства рассчитаете по приложенной к ним инструкции”. К инструкции одного из препаратов прилагалась схема дозировок на корову, лошадь и свинью. Никого хотя бы отдаленно напоминающего 300-граммовую черепаху, там не было. Школьные задачки на пропорции очень помогли, когда я считала, сколько приблизительно черепах в коне. Уколы были неизбежны, но на четвертый день экзекуции зондом Прохор внезапно передумал помирать и стал – от греха подальше – жадно заглатывать таблетки самостоятельно, лишь бы я не принималась за старое. Больше он за восемь прошедших с тех пор лет в спячку не собирался – себе дороже. К тому же в честь выздоровления ему купили подругу Анфису (внимательный читатель узнает в черепашьих именах героев романа Шишкова “Угрюм-река”), и жизнь его вообще наладилась.