Мишель Уэльбек - Серотонин

С другой стороны, подумал я, может, в тюрьме не так уж и плохо, она избавляет от всех административных проблем и предоставляет бесплатное медицинское обслуживание, загвоздка, правда, в том, что там всех постоянно бьют и насилуют сокамерники, хотя не исключено, что сокамерники унижают и опускают в основном педофилов либо хорошеньких юношей с ангельскими попками, нежных и светских нарушителей порядка, которые по-глупому попались на дорожке кокса, я же был парень коренастый, мускулистый, в меру пьющий и, в сущности, вполне соответствовал профилю среднестатистического заключенного.

«Униженные и уебённые» – хорошее название в стиле Достоевский-треш, кстати, Достоевский вроде бы писал о мире пенитенциарных учреждений, может, и нам сойдет, проверять мне было некогда, надо было срочно принять решение, к тому же мужик, замочивший жену в порыве мщения «за поруганную честь», должен, по идее, пользоваться некоторым уважением у сокамерников, размышлял я, руководствуясь своими весьма поверхностными познаниями в области психологии тюремной среды.

Но надо сказать, мне и на воле кое-что очень даже нравилось, например, походы в супермаркет G 20 с его четырнадцатью разновидностями хумуса или прогулки по лесу, в детстве я обожал гулять по лесу, жалко, мало гулял, что-то я совсем утратил связь с детством, видимо, длительное заключение все же не лучший выход из положения, но на самом деле перевесил, конечно, хумус. Не говоря уже о моральных аспектах убийства, разумеется.

Как ни удивительно, меня наконец осенило, когда я смотрел Public Sénat – хотя от этого канала я ничего особенного не ждал, во всяком случае ничего такого. В документальном фильме «Пропавшие по собственному желанию» рассказывались истории нескольких человек, которые в один прекрасный день, совершено неожиданно, решили сжечь мосты, порвав отношения с семьей, друзьями и коллегами: один из них в понедельник утром по дороге на работу бросил машину на стоянке у вокзала, сел наугад в первый попавшийся поезд и поехал куда глаза глядят; другой, выйдя с вечеринки, вместо того чтобы вернуться домой, снял номер в первом попавшемся отеле, а потом долгие месяцы скитался по парижским гостиницам, каждую неделю меняя адрес.

Статистика впечатляла: во Франции ежегодно более двенадцати тысяч человек принимают решение исчезнуть, оставить семью и зажить новой жизнью, иногда на другом конце света, иногда в своем же городе. Я был ошеломлен и до самого утра просидел в интернете, чтобы разузнать об этом поподробнее, постепенно убеждаясь, что нашел свою судьбу: я тоже исчезну по собственному желанию, к тому же мой кейс предельно прост, мне надо скрываться не от жены, родственников или терпеливо укомплектованной ячейки общества, а всего лишь от сожительницы-иностранки, не имеющей ни малейшего права меня преследовать. Однако на всех онлайн-ресурсах, равно как и в фильме, особо подчеркивался тот факт, что во Франции любой человек, достигший совершеннолетия, «свободен в своих передвижениях» и уход из семьи не считается правонарушением. Эти слова следовало бы выгравировать крупными буквами на всех общественных зданиях: уход из семьи во Франции не является правонарушением. Они очень настаивали на этом пункте, приводя весомые аргументы. Теперь если лицо, пропавшее без вести, попадет под проверку полиции или жандармерии, то полиции и жандармерии строго запрещается сообщать о его местонахождении без его согласия; так, в 2013 году процедура объявления в розыск по требованию членов семьи была отменена. С ума сойти, в стране, где из года в год урезаются права личности, законодательство сохранило это фундаментальное, даже, на мой взгляд, еще более фундаментальное и в философском плане более крамольное право, чем право на самоубийство.

Я не спал всю ночь и с утра пораньше принял надлежащие меры. Не имея никакой определенной цели, но полагая, что судьба приведет меня в сельскую местность, я остановил свой выбор на банке «Креди Агриколь». Счет я открыл мгновенно, но пришлось подождать неделю, чтобы получить доступ в интернет-банк и обзавестись чековой книжкой. Свой счет в БНП я закрыл за пятнадцать минут, и все деньги с него тут же перевел на новый. С переадресацией постоянных платежей, которые мне хотелось сохранить (автостраховка и дополнительное медицинское страхование), я справился при помощи нескольких мейлов. Вот с квартирой пришлось повозиться, я решил, что логичнее будет выдать им историю про предложение работы в Аргентине, в гигантском винодельческом хозяйстве, расположенном в провинции Мендоса, все сотрудники агентства сочли, что это здорово, стоит завести речь об отъезде из Франции, как все французы восклицают «Как здорово!», это их национальная особенность, их послушать, так даже переезд в Гренландию – это здорово, а уж в Аргентину сам бог велел, видимо, соберись я в Бразилию, менеджер по работе с клиентами вообще бы со стула свалилась от восторга. За два месяца, оставшихся до расторжения договора об аренде, я заплачу банковским переводом, что касается составления акта о состоянии жилого помещения при выезде, то лично присутствовать я, конечно, не смогу, но в этом, собственно, и нет необходимости.

Оставался вопрос с работой. Я сотрудничал на договорных началах с Министерством сельского хозяйства, продлевая контракт ежегодно в начале августа. Мой начальник, казалось, изумился, что я звоню ему во время отпуска, но назначил мне встречу на тот же день. Я решил, что этот человек, достаточно сведущий в области сельского хозяйства, заслуживает более изощренной выдумки, пусть даже в основу ее ляжет исходный вариант. Поэтому я присовокупил к нему пост консультанта по «экспорту сельхозпродукции» в посольстве Аргентины. «Ах, Аргентина…» – сказал он мрачно. Дело в том, что за последние годы экспорт сельскохозяйственной продукции из Аргентины стремительно вырос во всех областях, и это было только начало – по оценкам экспертов, Аргентина, с ее сорока четырьмя миллионами жителей, сможет в перспективе прокормить шестьсот миллионов человек, и новое правительство все прекрасно понимает, так что, проводя политику девальвации песо, эти сукины дети буквально затопят Европу своими товарами, к тому же у них нет никакого рестриктивного законодательства в отношении ГМО, мы с ними еще наплачемся.

– У них потрясающее мясо… – возразил я примирительным тоном.

– Если бы только мясо… – ответил он, мрачнея все больше, – зерновые, соя, подсолнечник, сахар, арахис, плодоовощная продукция в полном объеме, мясо, само собой, и даже молоко – в этих отраслях Аргентина может в обозримом будущем сильно подгадить Европе… Значит, вы переметнулись на сторону врага… – заключил он делано шутливым тоном, но с оттенком подлинной горечи.