Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

а кто снаружи к нам войти захочет
тот не найдет нас в неподвижности увязнув
и не заденет нашего стекла
мячом ли камнем ли

пион азалия нерасторжимого узла не может память завязать
но лет семи я полый был и мучим жаждой был и пил
с животным и землей вперегонки
и набухал иссохший след и влагу с отвращеньем исторгал
и мой теленок подношенье отвергал
перевернув наполненную кадку
а я захлебываясь как не наполнялся весь
незнание водица без осадка

возьми и взвесь

тяжелый инструмент из рук упущенный
и мертвеца живот опущенный
все падает в испод и вспять
что если позабуду как назвать
поймать расставленными пальцами
пустые тельца их коробочки и трубки
в общественном саду

монета провалилась за подклад
общественный закрылся сад

осталось имя незабудки

звать на земле изделие по имени
высокий голос обернувшегося на ветру
подбросится и вовсе не вернется

пришелец тронет неразборчивое у
в я весь умру
то прутики многосуставных ножек
у медного жука
трескучий шибболет
невыговариваемый зверь в аптеке
из всех кружков отдай его болеть

поверх запавшей буквы царство мхи
а здесь у мира юг
и мяч и обруч и вертящийся железный круг
и темнолобых всадников мелькание
меня не будет миг я вынесу воды
у них в избытке меди и огня

но эта буква но зеленоватый жук
и мир вращается быстрей меня
замешкавшись у каменной ступени
как чужеземное местоимение схвачу
не мяч а звонкую пощечину мячу

младенец называет имена
пока его несут на поднятых руках
в процессии безлюдной и печальной
он различает землю и жука
войну и след
и миг в который обезьяна спелый плод срывает
и жест каким отбрасывает прочь
от глаз и рта червящийся разлом
как хочет после подсмотреть его тайком

невесомого кузнечика вовек не унесу
пока над ним я шевелю губами лиса склоняется в лесу
а здесь зелёный ковшик драконий черепок
склоняется как совершенный божий коробок
вычерпывает из колодца чтó
долгую паузу смерти с мелким ее цветочком
всю ее ломаную латынь с небными кочками
и горсть простого сора что растащат звери-норушки
замелькают их черные лапки и белые ушки
раскачают воздух снизу цветочный вверху грозовой
и сверзятся графитные шары
но замрут над самой травой

…………………………………….

и стекла не побиты
и зеленая голова земли цела
из одной теплицы в другую теплицу кто-то посылает усик вьюна
внутри ученик читает чеканно и правильно:
ме-ми-ни-но-мен — мора — ме-ми-ни-но-мен-ту-ум
а помнишь ли ты меня

мы просыпались москитные сетки
сквозь ненадежные пальцы твои утро
стены и пол и все что мы видели было вблизи и
время тут же неподалеку стояло
здесь же лежали повсюду чудные одежды и мы
выбирали и приближали вплотную к лицу их

камни вокруг вспоминайте как было
каменоломни вокруг

то что приходит издалека то не вмещается
здешним худым горизонтом
лица их в той же пыли что и ноги их в той же что сеем и
собираем
бились они подойти но земля им молчала
только откликнулся хищник знаю тебя
так закричал он с ветвей костяных и согнутых

камни вокруг вспоминайте как было
каменоломни вокруг

вот неизвестное место на нем неизвестное
ты с раскинутыми руками
вот мы стоим у себя и оттуда указываем руками
кто-то один: из себя не узнать: говорит и горько смеется
одними губами
вот он снимается с места и долго идет
неизвестному знаку навстречу
вот он теперь стоит вдалеке у себя и указывает руками

камни вокруг вспоминайте как было
каменоломни вокруг

все что сказали нам то растеряли играя еще до рассвета
все что учили мы сами то расстреляли сухими горлами птицы
тонкий невидный укус и неслышимый уксус
зуд и компресс под которым вспухает пустое
место где знаю тебя

ненадежные каменоломни

на фейерверк со всеми не пошли а там
ангелы сыпались сверху как лед в стакан
вспоминали вчера и было жаль
а сегодня совсем не жаль

день седьмой а вокруг ни живца ни души
только бледный цыпленок с яблоком вместо души
ленинградский кот и в укропе карп
и лошадка в багровый крап
спят и видят в тусклом стекле на столе
что в раскрашенном тонком небесном стекле
с кем-то большим говорят:

если я позабуду тебя не узнаю тебя
припаду и слюну испущу зарычу на тебя
забери мою внутренность это дурные часы весы
музыкальная нота с вывернутым суставом
ходи с ней везде прикладывай руки и сыпь
сыпь ядовитыми ангельскими составами

мир едет к морю в общий день и час
развитым таборкoм спустясь к вокзалу
там бродит нищеты чумное покрывало
там самый младший из неоперенных нас
увидит навсегда крысиный фас
в провинциальных очертаниях вокзала

а мой пейзаж спасен античной пылью
и я кружусь над былью как над гнилью
я ль без остатка равен краткой линии
с дверного косяка или не я

вот лев зашел за голубую арку
и лапкой гипсовой он дразнит парку
и у меня была такая лапка
потом срослась
(и ноя и немея)

я терпеливо рос в семейной табакерке
и выпал ровно там где в киль аптеки
врастает исподволь коралл карлмаркс

теперь прощай меня моя немея
там море ждет меня в окошках касс

что говорит старик
пока где-то за правым плечом
проводник читает мне мой билет
поднимая свой голос высокий до неба
наизусть

ты юн
ты больше любишь вещи
и телом с ними говоришь
так ровный круг описывает шершень
ему в ответ вздыхает мышь
ты вертишь мир как поплавок скуластый
его неотчуждаемая ось
да да/нет нет — одна и та же ласка
сияющему облаку твоих волос

эта синица больна я взял ее на опушке
электричество вилось и замыкалось проникнув в лес
я понимал ее боль с помощью щупа и крюка
брал ее душу окольцевать и возвращал в разрез
вот причина моя эта выучка птицелова
прижатая к сердцу раньше чем собственная ладонь
вынутая из пустышки опасная бусина с чуждым веку узором
из школьной тупой тягучести высеченная как огонь
а дальше вот ты гимназический щен нескладный
не зверь и не человек а кипящее голое вещество ты
как на аптечных весах на узкой планшетке пейзажа
упавший во влажную землю мира из небесной реторты
бессловесный и безымянный как пенка на ангеловых губах