Игорь Савельев - Лицей 2018. Второй выпуск [антология]

Как плачут маленькие тигры,
Как трут когтистой лапой глазки,
Я не умею рассказать и
В тетрадной клетке головой.
Я помню, помню — в Красноярске,
Я помню — маленькие тигры.
Но всхлипнув, опишу дурацкий
Воздушный шарик голубой.

Переучились с левой на правую,
А считали все равно не очень.
Я тебе никогда не нравилась,
Мы ходили молча.

Жили рядом, со школы шли вместе.
Вот повезло-то.
По болоту ближе и интересней.
Шли по болоту.
Дал кольца. «Передай Наде».
Второе мне.
Какой добрый.
У Нади — камушки виноградин,
А на моем кобра.
Черная, окисленное серебро.
Мамы покойной твоей добро.

И в принципе-то ничего такого.
Но мне часто мерещатся добрые.
Я будто снова иду со школы,
И эта черная кобра
Кочует с левой руки на правую.
Не вернуть, не выбросить отчего-то.

Иду сутулая и усталая.
И по болоту.

Раннее утро. Нам мама с сестрою наладила
По бутерброду, а мы их скормили коровам.
Холодно: иней на челке Ирины Геннадьевны.
В цирк собирают автобусом нас подворово.

Все худо-бедно собрались, выходят засони,
В цирке еще не бывали, считай первоклашки.
Вот и к последней ограде — но, скрипнув засовом,
Вышла сердитая мама Брылевой Наташки.

Нет, не поедут! Вы, видимо, шибко богаты,
Беситесь с жиру, а нам тут не до разгула!
Тронулись. А в окошке с зареванным братом
Грустная одноклассница промелькнула.

Прыгают клоуны, и обезьяны, и мишки,
Только притихли, невеселы мы, ребятишки.

…Я иногда из себя, как из темной избы,
Молча смотрю. Без меня уезжаете вы.

весна идет. весне фонарь и компас.
а мы наощупь как-нибудь,
приткнемся
друг к другу мокро, слезно, осторожно
«а можно?» — «можно».
и вот такие, с красными руками,
коленками и синяками
идем по руслу,
и звенит река нам
так грустно

мы провожали
маленькую воду
в большую злую,
пахнущую йодом.
ты до крови кусал меня, целуя
за гаражами.

как человеческая тайна горит зеленая скамейка.
ты смотришь бронзово-китайно и застываешь много дней так
на том же самом рваном кадре, а дальше треск и перемотка,
а дальше снег, мороз и водка, здесь рассердеченная на три
руки, то в кольцах, то не в кольцах, чинь-чинь, озвучен мертвый пластик.
а мимо досвиданье-здрасте и думают, что мы пропойцы.
а мы беседуем часами, прифонаренные уютно,
но что-то ангелы поют нам такими злыми голосами.

Длинные столбы зеленой меди,
Два быка сияющих крылатых.
Улыбнись, прекрасная Геката,
Только чуда ждет мое неведение.
Пусть закружат хороводы ведьмы,
Засвистят сквозь ледяные ветви
Страшные резиновые ветры,
Тонкие рубиновые смерти.
Тело бело и стоит на поле,
Телу больно, но нездешней болью,
Красною сосновою корою
Лес стоит за всю меня горою.
Падает на всю меня горою.

Оттого ли нас огонь не греет.
Где-то на опушке тело зреет.
Гнет его бумагу в оригами,
И поет и плачет над снегами
Чья-то ненасытная веками
Ненависть не бросившего камень.
И любовь не бросившего камень.

чтоб не ругались мама с папой
я в бога начала молиться
и если батя трезвый добрый
спасибо господи тебе
а если батя злой и пьяный
прости я снова согрешила
и снова плачу на заборе
прости прости меня прости
когда деревья были выше
мне все хотелось дотянуться
но нифига не дотянулась
и до сих пор еще тянусь
не лазь сыночек по заборам
не повторяй моих ошибок
кто накосячил, тот и лезет
иди ка лучше поиграй

За три минуты сделайте три фонарика.
Как звали сына Марии и плотника?
Мы придумывали задания для алкашей и нариков
В ребцентре, в кабинете соцработника.
Соцработнице не до брейн-ринга, они со швеёй
Обсуждают беременность, всхлипывая в подсобке.
Юрка, мой кудрявый амиго, ое-ёй,
Мы-то с тобой здесь тоже не для массовки.
Кто нам-то с тобой посветит потом.
На нас тоже рассчитывай картон,
Иже еси на небеси…
И имя сына произнеси.
.

Это была республика ШКИД.
Сестренки мои.
Братишки.
Лица ваши и голоса на мне, как на пленке.
В одно цветное, дрожащее сложенные.
«Что рисуешь? — Да внутреннего ребенка.
— Ты дорисуй ему, пожалуйста, мороженое»

отец возвращается с колыма
летит апрельским голосом над чулымом
ленка-а-а
и деньги
вернее их остатки
на
отдашь мамке
а ты куда
да я щас
куда ты
да я щас
только отдам топор
и стоишь и смотришь ему в спину
до сих пор

Да что вы знаете про стыд?
Щас, накидаю языком простым.
Натыришь игрушек от киндеров
У городских братьев,
Запихаешь их в платья,
Ну, короче, с вещами пакет.
А дома сюрприз — там их нет!
Не-ту!
И наступает лето.
Вся родня в гости,
Мно-о-ого народу.
А ты лежишь на задах огорода.
Не помнишь, как унесла ножки.
И рыдаешь в картошке.

Не навреди —
это значит не лезь с добром.
Отстань уже от людей.
Отвали.
У тебя двор, курицы — живи двором,
Только вечером выпрямляйся,
Тяни с земли
Руки, расплескавшие два ведра.
Не надо никому твоего добра.

За предчувствием человека
Бормотание и морока.
Не смотри на меня, калеку, зазеркальное многооко.
Потому я кричу без звука,
Потому как ковыль качаюсь,
Потому что я здесь без друга
Кончаюсь.