Борис Лурье - Дом Аниты

У моей Хозяйки грубые и не слишком ухоженные руки. Даже если она делает маникюр, лак кое-где отколот. Иногда ее ногти вообще не накрашены, некоторые обломаны либо обрезаны под корень. Остальные — выкрашены кроваво-красным лаком. Она знает, что когда они впиваются в ее пухлые белые ягодицы, это вызывает у меня головокружение.

Прежде я дозволял себе критиковать ее за пренебрежение к ногтям. Но мне сказали, что это не мое дело. Да, она права. Дело и впрямь не мое.

Руки у Госпожи Аниты с секретом: этими короткими пальцами и сломанными ногтями она умеет манипулировать кем угодно.

Мною она манипулирует через мой член. Он обожает, когда им манипулируют.

Любой знак ее внимания прекрасен, даже болезненный, оскорбительный или неэстетичный, ибо внимание исходит именно от нее. Все, что исходит от нее, включая говно, мочу и побои, — божественный дар!

Я не в силах описать, как она обрабатывает меня своими щупальцами — поощряет, соблазняет, мучительно терзает! Она ласкает мою пробужденную плоть, впивается ногтями и грубо хватает за яички, раздавливая их в пюре. А в заключение — мертвой хваткой за член! Сейчас выпадут кишки! Теперь она хлопает снизу, точно отвешивая пощечину!

От боли у меня пробуждается кровь. Она ритмично дергает пенис, выкручивает и мнет, как кусок теста, проверяя, достаточно ли он напряжен {19} 19 Раззадоривающие пытки — стандартная практика на сеансе с профессиональной доминой, однако некоторые детали — «сейчас выпадут кишки» — намекают на более серьезные истязания. «Нацистские врачи прославились жестокими медицинскими экспериментами. Обширные эксперименты по стерилизации и кастрации, на которых более или менее специализировался Освенцим… развитие нацистской биомедицинской идеологии. Они официально поощрялись как воплощение расовой теории и политики». (Lifton, Robert Jay. The Nazi Doctors . New York: Basic Books, 1986. C. 269–302.) . Чувствуя, что сопротивление бесполезно, она закрывает дырочку, чтобы мне не удалось кончить. Соки, поднявшиеся в шахту, не имеют выхода и не могут вернуться.

Ее лицо сосредоточенно — будто она вспомнила, что пропустила звонок или встречу, — и она посылает мне самодовольный взгляд воительницы. Затем свободной рукой тщательно оглаживает волосы и теряет всякий интерес к игре.

Она уходит, а я кончаю в одиночестве и вовнутрь — или, что чаще, вообще не кончаю. Она не завершила работу, как полагается, а я остаюсь больным и разбитым.

В хорошем настроении моя Госпожа порой смягчается. Тогда она приносит большую банку вазелина, отвинчивает крышечку и позволяет мне макнуть туда напряженный член.

— А теперь сделай вид, что ты у меня во влагалище, — говорит она со скрытой ухмылкой. — Но тебе, конечно, его, как носа своего, не видать — ни сегодня, ни завтра.

Под деревянной доской обеденного стола у Хозяек установлены большие ящики — в каждый едва помещается взрослый мужчина. Нам, троим слугам — Гансу, Фрицу и мне, — надлежит забираться внутрь. Шевельнуться там негде, но это не страшно. В столешнице прорезаны маленькие круглые отверстия, диаметром с обычный эрегированный пенис. Дырки в белой скатерти совпадают с отверстиями в столе {20} 20 Намек на то, что хасиды совокупляются через отверстие в простыне. Это очевидная басня. Предположительно в Средние века раввины пытались навязать подобную практику, но не преуспели. На иврите это называется Hor Basadin («дыра в простыне»); практика остается метафорой механической, бесчувственной сексуальности. Лурье иронизирует над этой идеей, изображая причудливую фантазию о члене, который торчит из скатерти, дабы женщины отведали его — жестоко или нежно. .

Сегодня утром у нас американский завтрак: хлопья, сок и фруктовый салат. Хозяйки, облаченные в черные и красные кимоно, садятся за стол. Сквозь щель в ящике я вижу их восхитительные ноги в туфлях на шпильках. Хозяйки едят хлопья, запивают свежевыжатым апельсиновым соком. Нож с маслом царапает твердый подрумяненный хлеб.

Мой пенис, хотя и сдавленный в ящике, умудряется выглянуть сквозь отверстие — как ему и полагается. Его намазывают маслом, и он поднимается выше. Затем я чувствую, как кто-то покусывает ему стенки {21} 21 Здесь сохранено слово «стенки»: пенис как помещение, замкнутое пространство «я» — на протяжении книги пенис рассказчика многократно преображается. .

Хозяйки беседуют о том, как наслаждаться нашими соками.

Одна говорит, что лучше сосать понемногу, посмаковать сперму во рту, не глотая, а потом закусить намасленным тостом и сразу проглотить. Другая утверждает, что обычный мармелад на тосте еще лучше подчеркивает контрастность вкусовых ощущений.

Я слышу голос Аниты: ей нравится сначала хорошенько посолить пенис, а в конце заполировать хуиный сок простым бутербродом {22} 22 Обычно профессиональные домины не занимаются оральным сексом; нельзя, впрочем, сказать, что этот ритуал — обычная фелляция. Здесь гениталии производят питание, и домины используют рабскую сперму для своих целей. Инверсия сексуальности: обычно сексуализированным кормящим органом выступает грудь, здесь же, как ни странно, пенис. .

Еще одна Хозяйка — я узнаю голос Госпожи Таны — советует кусать пенис, пока не выступит кровь, а затем проглотить сперму вместе с кровью, и никаких тостов в конце завтрака — даже после кофе.

Анита считает, что предложение Таны очень заманчиво, но она не сможет себя контролировать. Она начнет неконтролированно кусать пенис в надежде выжать из него все больше и больше сока, который уже кончился. В конце она будет просто сосать одну кровь.

— Беспокоиться тут не о чем. Можно перейти к пенису следующего слуги, нетронутому, как раз на такой случай, — возражает ей Тана.

— Но это может быть слишком опасно, — говорит Анита, — подобный экстаз грозит настоящим кровопролитием. Как говорится, «долг Госпожи — не искалечить свое имущество» {23} 23 Этот «долг» описывает безопасные игры садомазохистов. Фантазии о каннибализме перечеркиваются необходимостью сохранить жертву (раба) в живых, дабы та продолжала развлекать Хозяек. .

Пока продолжается беседа, я в предвкушении потею в своем ящике и стараюсь не сопеть — это может их разозлить. В конце концов они решают поджарить яичницу с ветчиной, а затем обсудить, как употреблять десерт, поставляемый нашими гениталиями.

Я слышу, как на кухне скворчит жир, как деликатно каблуки постукивают о ковер. Затем слышно, как жуют. И снова по тосту скребет нож. Я уже в полуобмороке, я обливаюсь потом, я тяжело дышу. К счастью, включили радио. По УКВ громко звучат Шопен и Чайковский {24} 24 Упоминаются музыканты, разрешенные к исполнению в Третьем рейхе, поскольку они вдохновлялись классикой, писали тональную музыку и не были евреями. Нацисты утверждали, что поляк Фредерик Шопен был немцем. Нацистский генерал-губернатор даже построил в Кракове Музей Шопена. Считается, что Чайковский был антисемитом — впрочем, его позиции подрывало русское происхождение. .