Борис Лурье - Дом Аниты

Джуди встала в проходе и туго накрутила веревку на руку, а потом сильно дернула, желая убедиться, что все три члена прикреплены. Мы подскочили от боли. Как следует натянув веревочку, наша Хозяйка уселась впереди.

Я больше не мог смотреть на ее ангельское личико, но голова была совершенно пустой — никаких мыслей. Их прогнали физическое натяжение и связь.

Моя любовь к ней несет меня по бескрайним волнам. Я мечтаю служить ей вечно. До смерти хочется выказать ей высшую форму преклонения, а не простую покорность. Мне нужно окончательно выразить свою любовь.

С нею мы послушны и в безопасности — взрослые дети, которыми твердо правит сильная прекрасная мать. Стоит пошевелиться, пенис болит, и это чудесно. Я привязан к своей Госпоже, мы с ней единое целое.

Такси доставило нас из аэропорта прямиком в ближайший пригородный отель «Бен-Гурион» на голом каменистом холме {168} 168 Отель при аэропорте им. Бен-Гуриона в Тель-Авиве теперь называется «Садот». В этих главах Лурье совмещает два отеля — «Бен-Гурион» и «Американскую колонию». . Должен сказать, даже в Америке едва ли встретишь столь внушительный отель. Со всех сторон нас окружала земля Иудеи — Иерусалим, Иерусалим! Но мы мало что увидим…

Отель — красивое сооружение в стиле ранчо, облицованное цементом в сочетании с нержавеющей сталью и пластмассовым покрытием. Светлый бетон на стоянке уместным манером испещряли пятна картерного масла. Бетонный обелиск с рекламами кредитных компаний и туристических агентств свидетельствовал о солидном притоке постояльцев и хорошем бизнесе.

У входа бил струйкой воды бетонный фонтан. Подобный фонтан — неслыханная роскошь и жертва эстетике в стране, где практически нет грунтовых вод.

Здесь не хуже, чем на Лонг-Айлендском шоссе, только вдоль дороги торчат скудные оливы да кипарисы, а не орехи и сосны (господствующее инженерно-эстетическое решение в Новом Свете).

Палящий зной успел обжечь нам лица, пока мы одолели пару шагов от такси до дверей отеля. Наша Госпожа проворно шагала впереди. Работник отеля, коридорный, поднял наши чемоданы и тут же поставил обратно. Парень был загорелый, очень темнокожий, почти «цветной» — восточный семит. С нашей Хозяйкой он говорил по-английски, но тоном, какой не подобает обслуживающему персоналу, — непринужденно и как бы на равных. Он явно не признавал никаких классовых различий и даже помыкал нами. А все для того, чтобы нам, американцам, как это в мире и заведено, пришлось самим тащить свою тяжелую ношу.

В вестибюле топталось множество туристов и явно обеспеченных людей. Они попивали ледяные напитки, лениво коротая время. Меня приучили к мысли, что лень и медлительность означают презрение к бренности жизни.

Но еще в вестибюле наблюдалось необычайно много военных — израильские офицеры и молодые солдаты, невысокие, но подтянутые. Однако и они были медлительны, напускали на себя беззаботный вид, хотя на плечах у них висели пистолеты-пулеметы «Узи».

Мы прошли под длинным транспарантом с надписью по-английски: «Добро пожаловать в израильский спецназ и десант!»

Так вот как нас встречал Святой Город Мира?

Мы пыхтели и отдувались в удушающем пекле, набиваясь в лифты и блуждая по гостиничным лабиринтам. Коридорный по-прежнему околачивался поблизости — я бы добавил, нахально. Еще не примерившись к мантии и короне Госпожи, Джуди Стоун в смущении полезла в сумочку и, сдавшись, вручила коридорному пачку долларовых купюр. (Анита, подлинная аристократка и Королева, никогда бы не дала столько чаевых.)

Мы, слуги, занимаем специальную комнату с обычными пластиковыми кроватями. Окна закрыты тяжелыми шторами от палящего солнца. В комнате есть кондиционер и холодно, как в Швеции.

Мы помогаем Хозяйке разобрать вещи и хлопочем по мелочи в ее отдельном люксе. Затем мы, четверо слуг-первопроходцев, остаемся наедине, принимаем душ и отдыхаем. Мы спорим о том, когда лучше отправиться на экскурсию по библейским местам, которые наверняка расположены прямо за стенами отеля.

Нам хочется вдохнуть пропитанный соляркой священный воздух этой древней земли. Но при этом неохота пропустить ужин — мы хотим отведать новой здоровой израильской кухни.

К сожалению, мы обнаруживаем, что дверь заперта снаружи. Даже на окнах решетки. Похоже, нам дозволено лишь вдыхать освященный воздух — кондиционированный и ледяной.

Поздно вечером, уже практически помирая с голоду, мы слышим, как дверь отпирают. В номер будто сама собой вкатывается сервировочная тележка с подносами. Дверь закрывается и снова плотно запирается. Банкетным столом нам служит пол — точь-в-точь как в нашем старом нью-йоркском жилище.

Сон на Святой Земле был сладок даже под замком {169} 169 Отсюда и до конца главы оригинальная чистовая рукопись напечатана на тонкой почтовой бумаге 6x9 дюймов с логотипом отеля «Американская колония» — «ООО «Американская колония Иерусалима» — Иерусалим, Израиль». Трехстраничный документ проиллюстрирован синим рисунком — отель (основанный в 1902 г.) в окружении, очевидно, кипарисов. . Однако нас разбудил настойчивый грохот и треск на шоссе. Резкие вспышки фар пробивались сквозь щели между шторами: мимо проезжали военные эшелоны на грузовиках и БТР. Затем танки — много танков на скрипучих гусеницах, а за ними тяжелая артиллерия. Пушки, изрыгающие семя: этого еврейского артиллерийского огня хватило бы с лихвой, чтобы вновь оплодотворить всех давно погибших евреев.

Отчего это мистера Слугу Бобби так тревожит «еврейский вопрос»? Я не еврей, я по-прежнему в этом уверен. Но, может, это не так. Может, многовато людей, мертвых и живых, указывают мне путь к израилизации. И поэтому я принимаю Judenfrage так близко к сердцу? Постой, Бобби… а откуда ты вообще знаешь это гнусное немецкое словцо? Которое означает «еврейский вопрос» и предшествует «Решению, Каковое Станет Поистине Окончательным»?

Что ж, Бобби, уверяю тебя, ты не еврей, что бы там ни говорили, — ни в коем случае! Ты не сионист и не большевик! Ты самый заурядный тип, обычный средний американец.

«Американский, как блинчик!» НО ВЕДЬ КОЕ-КТО НАДО МНОЙ СМЕЯЛСЯ… по низменным причинам, из-за нечистой совести.

Да пошли они к черту. Я один знаю, кто таков Бобби на самом деле. На что бы там ни намекала мне, опрометчиво и ошибочно, недавно почившая блистательная Госпожа Анита… что бы там ни говорил рабби Бухенвальд… но уж он-то, разумеется, был жиииииид.

И вот я стою на песке Святой Земли, держа за руку патриарха Авраама, и торжественно клянусь похоронить все свои сомнения в песках Святого Израиля:

— Я АМЕРИКАНЕЦ! БОЖЕ, БЛАГОСЛОВИ АМЕРИКУ! А БОЛЬШЕ НИЧЕГО И НИКОГО!