Ксения Драгунская - Заблуждение велосипеда

А Джон Николаевич сорок минут ей втолковывал, что я удивительная и необыкновенная, каких мало, и что со мной надо бережно обращаться.

От этого мама еще сильней рассердилась. Ведь удивительной и необыкновенной могла быть только она. Ну, в крайнем случае мой брат. Но чтобы я?!.

– Это ты, значит, какая-то особенная? – подозрительно посматривала она на меня.

Когда я стала сочинять и рассказывать по радио детские рассказы, в том числе и про школу, Джон Николаевич позвонил мне:

– Здравствуйте, Ксения, это ваш персонаж говорит.

Действительно, персонаж! Такого нарочно не придумаешь. Директору положено приходить к восьми утра, открывать школу, следить, как начинаются занятия, а потом, если нет его уроков, сидеть в кабинете, заниматься делами.

Джон же Николаевич честно приходил в восемь, открывал школу, с трудом дожидался девяти и спокойно удалялся в ближайший кинотеатр «Мир», дремать на ранних сеансах.

На замечание, высказанное ему кем-то из коллег, ответил резонно:

– Что я вам здесь буду, за двести рублей пердеть в трубу?

Ну, как не любить такого человека?!

Джону Николаевичу было трудно в женском коллективе. Просто невыносимо. Иначе чем объяснить, что в школу стали стекаться педагоги-мужчины? У нас было какое-то неслыханное, рекордное количество учителей-мужчин. Петр Семенович преподавал литературу в пятых – седьмых классах.

– Так, почему сидим, не работаем на уроке? Ну, давайте еще все штаны снимем и будем друг на друга смотреть…

И другие «остроумные шутки» для малышей.

Хорош был и биолог Валерий Евгеньевич, падавший в обморок от вида крови.

Анонимки шли косяком.

В конце концов Джона Николаевича «слопали», и он пошел служить на фабрику мягкой игрушки.

Тоже – нарочно не придумаешь такое назначение.

Пока Джон Николаевич преподавал у нас физику, все у меня шло гладко, он просто так ставил мне пятерки, за малейший невнятный «вяк», очевидно, из сочувствия к моей хваленой «необыкновенности и удивительности».

Физика же, как и все другие науки с циферками, буковками и стрелочками, была для меня не просто темным лесом, а какими-то кромешными страшными джунглями.

А физики и алгебры в старших классах было так много, что меня иной раз отчаяние охватывало.

Маша Залыгина, моя подруга, внучка писателя-эколога Сергея Павловича Залыгина, посоветовала вообще бросить школу – для будущего писателя это очень полезно:

– Вот в Ленинграде один парень вообще все бросил, не учился и не работал, а только писал стихи. Мне дедушка сейчас из-за границы его книжку привез – стихи просто гениальные! Его тут у нас никто не знает. Бродский фамилия…

Но вот появился другой физик, Дмитрий Николаевич.

Это был стриженный в кружок дядька лет под сорок, в черном сатиновом халате, чтобы мелом, что ли, не испачкаться, с очень тонким голосом. («Сорвал в школе», – сразу предупредил он нас.) Этим сорванным голосом он все равно постоянно на нас кричал. При том вне уроков он был совершенно нормальным человеком, разговаривал по-дружески, не поленился прочесть какие-то мои рассказики и высказал вполне адекватные мысли. Но прозвенит звонок – и все, начинается драма в жанре «пендык котенку». Крик, безумное красное лицо, истерика.

– Ваши родители говорят, что вы гуманитарий, так как стесняются слова «идиот»!

Бедную Верку Ильинскую, которую дома нещадно гнобили за плохие оценки, он застращал до того, что она просто заболела нервами – целыми днями рыдала, температурила, боялась идти в школу, а то там «Дмитрий вызовет к доске».

Нервное расстройство – недуг заразный. Подхватила от учителя, воздушно-капельным путем.

Дмитрия Николаевича куда-то «подвинули» из нашей школы после того, как он дал пенделя Яне Поплавской.

Славная наша «Красная Шапочка» с малых лет снималась на всю катушку или работала на озвучке. И вот бедную крошку угораздило «с устатку» задремать на физике. После неудачных попыток разбудить начинающую звезду Дмитрий Николаевич, точнее, его раздрызганные нервы, не выдержали. Он подскочил к спящей ученице, схватил за шиворот и просто швырнул в сторону двери, напутствовав коленкой, то есть попросту говоря, дав несчастному ребенку пендель, поджопник.

Вышибая своим, тогда еще совсем щуплым, телом тяжелую деревянную дверь, Янка сонно пробормотала:

– Во идиот…

И ушла.

Секунд через пять до педагога дошло, что его обозвали.

– Ах, идиот! – завизжал несчастный, подпрыгнул на высоту собственного роста и пошел крушить все на своем пути, кидать об пол массивные деревянные транспортиры, колбы и амперметры.

Звонок его несколько отрезвил. И как-то постепенно он куда-то девался из школы.

Мы с Лешей Ясуловичем рассказали при случае эту историю Наташе Грамматиковой, жене Владимира Александровича, маме нашего друга Егора.

– Все ясно, – своим спокойным красивым голосом рассудила Наташа. – У этого физика какие-то задетые творческие амбиции. Может, хотел стать актером или что-то такое, но не вышло. В двенадцатой французской такая же химичка есть – ненавидит детей из артистических семей, целенаправленно сживает со свету моих мальчиков, Анечку Рыбникову и Егора Михалкова.

Много позже выяснилось, что это правда, бедняга пытался поступить в какой-то творческий вуз, но потерпел фиаско, подался в учителя, и вот вам результат…

А еще позже дошли слухи, что он получил инвалидность по «дурке» и уехал жить «на травку».

Бывают ли вообще люди, которые сознательно хотят стать учителями? Мечтают? Ночей не спят?

«Нет, в этой стране жить нельзя, – часто повторяла моя мама. – Отсюда надо бежать. Если бы я была помоложе, я бы горы свернула! Я бы непременно нашла способ уехать!»

«В этой стране жить нельзя!»

Имела ли она в виду очереди в магазинах или интуитивно связывала невозможность жизни с убитыми принцем и принцессами, по причине мученической кончины которых у нас действительно вряд ли что-либо сможет по-настоящему наладиться?.. Во всяком случае, в обозримом будущем.

Прежде чем превратиться в Сумасшедшую Рыжую Старуху, Сирота, она же меньшая, поздний ребенок, девочка без щенка, прежде чем превратиться в старуху, совсем ненадолго превращается в стриженую девушку в синей матросской курточке, готовится поступать в институт…

И вдова (ну, мама Сироты, так бывает), вдова начинает мероприятия по устройству Сироты в хорошие руки. Замуж.

С медучилищем мама давно распрощалась и теперь работала в иностранном деканате МАрхИ. Ее стала обуревать идея фикс выдать меня замуж за иностранца. Она таскала меня по всем экскурсиям и мероприятиям, чтобы я с кем-нибудь познакомилась. Я же вообще как-то слабо интересовалась семейной жизнью. К тому же это ведь надо как-то кого-то полюбить? А как полюбить чужого дядьку, который по-русски-то еле-еле «волочет» и не вырос в тех же заросших сорняком московских пригородах, что и ты? О чем с ним вообще разговаривать, с таким «приехалом»?