Инна Хаимова - На полпути к себе...

— Неужели правда?! — он радостно захлопал в ладоши. Глаза его сияли. — А вы настоящая девчонка. То есть ты! Ты действительно настоящая девчонка! Знаешь, все-таки одному противно в милицию идти. Вдвоем легче.

— Мне ведь тоже надо будет сдаваться. Только несколько позже. И не милиции, а врачам, — грустно проговорила Юна.

— Зачем? — он обеспокоенно заерзал на стуле.

— Надо вторично оперироваться.

— Ладно, ты подожди сдаваться. Вот освобожусь — что-нибудь придумаем. Со мной не пропадешь. — Он опять стал взрослым. — Я тебя вытащу!

К тридцати двум своим годам Юна в любовь с первого взгляда уже не верила. Но желание Ивана помочь показалось ей искренним, и это было для нее приятным откровением. Юна понимала, что на какой-то период болезнь, предстоящая операция выливаются в ее слабость, которая, в свою очередь, может явиться проверкой великодушия Ивана. В тот вечер Юне также показалось, что Ивану самому необходимо ощутить себя сильным. И она неожиданно утвердилась в мысли, что может на него опереться.

После спектакля, когда они шли в отделение милиции, Иван спросил:

— Ты замужем?

— Нет. А что? — Юна и сама не поняла, почему она так ответила. Ведь еще утром она считала себя замужней женщиной.

— Освобожусь. Поженимся. Я позвоню тебе. Встретимся и поедем в загс, — решительно, в такт словам взмахивая рукой, сказал Иван.

— А ты знаешь, сколько мне лет? И сколько тебе? И куда ты собираешься звонить?

— Какое это имеет значение? Я знаю, что ты мне нужна, еще с тех пор, с больницы. Когда увидел несчастной и жалкой. И я хочу…

— Прямо вот так, сразу полюбил? С первого взгляда?

— Да. И хочу, чтобы ты была моей женой. А сейчас, чтобы дала мне свои опознавательные знаки… и свое согласие. И еще я знаю, что я могу тебя и должен вытащить!

— Ты представляешь, что значит тридцать два? А ведь тебе меньше? О какой любви ты говоришь? Мы с тобой знакомы всего несколько часов. И что ты знаешь обо мне, а я о тебе? Неизвестно, увидимся ли еще когда-нибудь. Может быть, у меня есть человек, без которого я не могу жить.

Они подошли к зданию милиции. Иван взял руку Юны и нежно ее поцеловал.

— Просто сейчас мне надо идти сюда сдаваться. Выйду. Позвоню. А его ты разлюбишь… Я постараюсь, чтобы от него даже воспоминаний не осталось в твоей душе. Это я тебе говорю точно! У меня хватка есть.

— Ты еще мальчик и ничего не понимаешь!

— Я взрослый мужчина. Мне двадцать шесть. И у меня есть хватка. Будь спок.

И Юне захотелось остаться с Иваном, остаться навсегда. Хотя она еще любила и ждала Корнеева. Но Юна уже поняла, что, если Иван за время отсидки не передумает и сделает ей предложение вновь, она согласится! Согласится потому, что он ей увиделся надежным. А разве не надежность — первое качество рыцаря, о котором она мечтала с детства.

Ивана отпустили на пятые сутки. Вероятно, в том, что срок «скосили», немаловажную роль сыграл приход Юны в милицию на следующее утро. Она защищала Ивана с такой убежденностью, что не заметила, как соврала: убедила дежурного, что видела драку своими глазами и что Иван просто защищался!

Сразу после освобождения Иван позвонил Юне в редакцию. Они встретились и подали заявление в загс. Он не хотел переселяться к ней из общежития до регистрации.

— Зачем торопиться? — сказал он Юне, когда она предложила ему забрать вещи из общежития и переехать к ней. — Я не хочу, чтобы на тебя смотрели как на легкомысленную женщину. Пусть будет все, как положено. Моя мамочка тоже делает все, как положено.

Юну рассмешило его представление о браке. Уже давно никто не удивляется тому, что и молодые люди сходятся задолго до регистрации. А она ведь взрослая женщина… На соседей к тому времени Юна уже вообще не обращала внимания.

Ей шел тридцать третий год, когда в ее жизни появился Иван. Рядом с ним она почувствовала себя увереннее. От Ивана Юна ничего не скрыла: ни своей болезни, ни своих связей с Корнеевым и Серафимом. Почему-то при упоминании имени Симки перед ней всплыло лицо директорши — в тот день, когда она ссорилась с Тамарой Владимировной у телефона.

— Представляешь, — сказала Юна, — эта одноклеточная директорша надо мной смеялась! Видите ли, Симка шел с девушкой, у которой в ушах были серьги. На взгляд директорши, они рублей пятьсот стоили. Где уж, мол, мне с ней тягаться!.. Как раз в тот день я и познакомилась с Корнеевым.

И Юну охватило безумное желание увидеть Корнеева, уколоть его! Пусть бы он пришел к ней, и она, представляя Ивана, ему сказала бы всего три слова: «Познакомься. Мой жених».

Приближался день регистрации, и Юна послала по адресу Нади бандероль с амурчиком, вложив в нее короткую записку:

«Возвращаю амурчика, чтобы не затерялся по мастерским. Возвращаю в том виде, в котором получила. Починить — возможности не представляется, так как материал для любовной тетивы весь вышел. Мастер же занялся устройством личной жизни. Тапир».

Подписав записку именем, которым ее наградил Корнеев, она тем самым, по ее представлению, возвращала ему символ их общей несостоявшейся жизни.

В ближайшую субботу Корнеев появился. Иван в тот день работал и с работы еще не вернулся. Юна пришивала пуговицы к куртке жениха, когда услышала щелчок открывающейся двери. Она подумала, что это Иван. Но… вошел Корнеев! От неожиданности Юна растерялась, уколола палец.

— Ну, Тапирушка, ты даешь! — сказал он. Будто ничего между ними не произошло и виделись они не далее, как вчера. — Ни на минуту нельзя тебя оставить. Что-нибудь да выкинешь! Какую еще ты обструкцию устроила Наде? Прилетаю ночью из тундры. Тебя да и соседей твоих не хочу беспокоить, еду прямо к ней, и первое, что делает она, задает мне вопрос: «Кто это — Тапир? И где сейчас амурчик?..»

И Юна ощутила, что готова все ему простить! Лишь бы слушать его голос, который на нее так магически действует. Как же она соскучилась по этим бархатистым переливам! Зачем же она так поспешила с бандеролью, кому больше досадила с амурчиком и запиской — ему или себе?

А Корнеев продолжал:

— Чую — Тапирчик что-то набедокурил! Из тундры ну никак не мог прозвониться, а письма, сама знаешь, писывать я не мастер. Я ведь сразу тогда уехал…

Юна сидела смотрела на него во все глаза, не смея пошевелиться. Она теперь с ужасом думала о том, что вот-вот откроется дверь и войдет Иван. И что она скажет Корнееву? Ей вовсе не хочется, чтобы Саша знал о «женихе», Иване. Корнеев тем временем доставал из сумки бутылку пива, хлеб, колбасу, сыр.

— Из гостиницы я ушел. У меня, кажется, скоро все наладится с квартирой, и мы с тобой заживем! Ох и соскучился я за тобой! — Он подошел к Юне и тут заметил, что у нее на коленях лежит мужская куртка. — Никак, Тапирчик решил прирабатывать?.. — Здесь его прервал стук в дверь. — Да войдите! — по-хозяйски крикнул Корнеев.