Люсинда Райли - Семь сестер [litres]

– Что ж, скажу вам то, что вам скажет любой истинный художник. Нет таких правил, которые нельзя было бы нарушить, и нет таких барьеров, которые нельзя преодолеть. Жизнь дается нам всего лишь раз, мадемуазель, а потому мы должны прожить ее так, как нам этого хочется.

Изабелла промолчала. Однако осознание того, что наконец-то она встретила человека, который думает точно так же, как она сама, было настолько непереносимо острым, что у нее на глазах невольно выступили слезы. И это не прошло незамеченным.

– Отчего вы плачете? – тут же спросил у нее Лорен.

– У нас в Бразилии все живут совершенно иначе. Мы привыкли подчиняться правилам.

– Отлично понимаю вас, мадемуазель, – почти ласково ответил Лорен. – Вижу, одному из этих правил вы уже успели подчиниться. – Он знаком указал на обручальное кольцо на ее пальце. – Свадьба скоро?

– Да. Сразу же по моему возвращению из Европы.

– Вы счастливы?

Изабелла невольно поразилась столь прямолинейному вопросу. Этот мужчина – совершенно чужой ей человек. Он не знает о ней ничего, но тем не менее вот они сидят за одним столом, пьют вместе вино, закусывают хлебом и сыром, и при этом она испытывает к нему такую близость , словно они знают друг друга всю свою жизнь. Наверное, это такой богемный стиль общения, подумала она, раскованный, свободный… Тот самый стиль, который она стремилась познать и прочувствовать всеми фибрами своей души.

– Мой жених Густаво будет верным и заботливым мужем, – начала Изабелла, осторожно подбирая слова. – И потом, я считаю, что брак – это не столько и не только любовь, – тут же солгала она.

Какое-то время Лорен молча смотрел на нее, потом со вздохом покачал головой.

– Мадемуазель, жизнь без любви – это все равно что француз без вина или любой другой человек, лишенный кислорода. Впрочем, – он снова вздохнул, – возможно, вы и правы. Некоторые отсутствие любви предпочитают компенсировать другими средствами. Гоняются за богатством, за статусом в обществе. Для меня все это звучит дико. – Лорен энергично тряхнул головой. – Я никогда не принесу себя в жертву голому материализму. Если мне суждено прожить жизнь в союзе с кем-то, то я хочу каждое утро просыпаться и заглядывать в глаза своей любимой. Удивлен, что вы готовы довольствоваться меньшим. Ведь я уже успел понять, какое горячее и страстное сердце бьется в вашей груди.

– Пожалуйста, месье, прошу вас…

– Простите меня, мадемуазель. Я действительно зашел слишком далеко. А потому все, точка! Но мне бы очень хотелось иметь честь вылепить ваш скульптурный портрет. Вы не будете возражать, если я обращусь к месье да Силва Коста с такой просьбой? Попрошу его позволить мне использовать вас в качестве модели.

– Попросить его вы можете, но я не смогу…

Изабелла покраснела от смущения, немного растерявшись от того, что не знает, как закончить фразу.

– Конечно же, нет, мадемуазель! – моментально прочитал Лорен ход ее мыслей. – Заверяю вас, ни при каких обстоятельствах я не попрошу вас позировать мне голой. Во всяком случае, пока, – добавил он с улыбкой.

Итак, ей вполне недвусмысленно дали понять, что подобное развитие событий не исключено. И это пугало, но в равной степени и волновало.

– Где вы живете? – спросила она, отчаянно пытаясь сменить тему разговора.

– Как всякий истинный художник, обитаю на Монпарнасе. Снимаю там мансарду вместе с еще шестью своими приятелями.

– Вы работаете на профессора Ландовски?

– Пожалуй, я бы не стал так утверждать. Ведь он же мне не платит, – уточнил Лорен. – Разве что снабжает хлебом и вином. А если иногда в мансарду, которую я делю с другими художниками, набивается куча народа, то профессор позволяет мне заночевать у него, прямо здесь, на каком-нибудь поддоне. Я пока в процессе постижения своего ремесла, а лучшего учителя, чем Ландовски, не сыскать. Подобно сюрреалистам, которые экспериментируют в живописи, Ландовски делает то же самое в скульптуре, используя принципы ар-деко. Он прокладывает новые пути в нашем деле, оставляя в прошлом чересчур аляповатые, чересчур зарегламентированные и перегруженные излишними подробностями скульптуры. Он был моим преподавателем в Национальной высшей школе изящных искусств. Само собой, я был крайне польщен, когда из всех он выбрал меня и предложил стать его помощником. Я тут же согласился.

– А откуда вы родом? Где ваша семья? – поинтересовалась у него Изабелла.

– Вы полагаете, что это столь важно? – Лорен издал короткий смешок. – Наверняка потом вы спросите, к какому сословию я принадлежу. Видите ли, мадемуазель Изабелла, мы все, художники, живущие в Париже, предпочитаем быть теми, кто мы есть . Мы отбрасываем прочь наше прошлое и живем исключительно настоящим. Талант – вот что для нас главное, а вовсе не происхождение. Но, коль скоро вам интересно мое прошлое, отвечаю. – Лорен отхлебнул немного вина. – Моя семья принадлежит к очень родовитому дворянству. У нас даже имеется свой фамильный замок неподалеку от Версаля. Если бы я сознательно не порвал со своей семьей, не ушел из дома, отказавшись вести ту жизнь, которую предначертали мне как старшему сыну мои родители, то сегодня я был бы графом Квибидо Бройли. Но, поскольку отец объявил, что исключит меня из своего завещания после того, как я сказал ему, что собираюсь стать скульптором, то сегодня я – это просто я сам, и ничего более. Мое имя пока не приносит мне и сантима. А потому все, что я смогу заработать в будущем, я заработаю вот этими руками, и ничем больше.

Лорен обозрел Изабеллу внимательным взглядом, но она молчала. Да и что она могла сказать, если вся ее нынешняя жизнь базировалась на тех самых ценностях, которые только что высмеял этот молодой человек?

– Удивлены, да? Но уверяю вас, таких, как я, со схожей судьбой, в Париже много. Во всяком случае, моему отцу еще повезло. Я не опозорил его славное имя грехом гомосексуализма, как это сделали некоторые мои приятели.

Изабелла уставилась на него в ужасе. Разве можно говорить о таком вслух?

– Но ведь это же запрещено законом! – воскликнула она, не в силах сдержать своих чувств.

Лорен склонил голову набок и снова принялся изучать ее лицо.

– Если какие-то склонные к слепому фанатизму режимы считают такие отношения противозаконными, то это вовсе не значит, что так оно и есть на самом деле. Вы так не считаете?

– Я… я не знаю, – растерянно пробормотала Изабелла и сконфуженно умолкла, пытаясь обрести душевное равновесие.

– Простите меня, мадемуазель. Кажется, я поверг вас в самый настоящий шок.

Снова веселые искорки запрыгали в его глазах, и Изабелла поняла, что ему доставляет удовольствие провоцировать ее.

Еще один глоток вина придал ей смелости.