Пьер Леметр - До свидания там, наверху

Сразу же после укола Эдуар испытал такой удар, как если бы кто-то мощно хлопнул его по спине, а голову за волосы оттянул назад. Это длилось несколько мгновений. Он лег на бок, на его лице читалось вновь обретенное блаженство, и он погрузился в благостное оцепенение. Растерянно опустив руки, Альбер какое-то время сидел рядом, глядя на спящего Эдуара. Он чувствовал, что его пессимизм того и гляди возобладает. Он никогда не верил ни в то, что им удастся двойное мошенничество с банком и подпиской на памятники, ни в то, что в случае успеха они смогут покинуть Францию, а теперь не представлял себе, как сможет вместе со спутником, который находится в таком плачевном состоянии, доехать на поезде до Марселя, а затем еще совершить многодневное морское путешествие, не привлекая к себе внимания. Не говоря уже о Полине, с которой возникали страшные проблемы. Признаться? Сбежать? Потерять ее? Война была большим испытанием на одиночество, но это ни в какое сравнение не шло с периодом демобилизации, когда оно приняло характер схождения в ад: бывали такие моменты, когда он был бы рад оказаться в немецком плену, лишь бы с одиночеством было покончено раз и навсегда.

Однако надо было действовать, и, воспользовавшись тем, что Эдуар спал, ближе к вечеру Альбер спустился к стойке регистрации и подтвердил, что господин Ларивьер покинет отель четырнадцатого в полдень.

— Что значит — вы подтверждаете?.. — спросил портье.

Мужчина, крупный, сурового вида, воевал, и снаряд разорвался так близко от него, что он потерял при этом одно ухо. Угоди осколок на несколько сантиметров левее, он выглядел бы как Эдуар, однако ему повезло больше: он мог крепить правую дужку очков с помощью клейкой ленты, цвет которой был подобран в тон накладок, скрывавших шрам в том месте, где осколок снаряда вошел ему в череп. Альбер вспомнил о слухах, что есть такие солдаты, что живут с осколком в мозгу — осколком, который хирурги не смогли извлечь, — но никогда лично не встречал таких раненых. Возможно, портье был одним из них. Если так, это не слишком ослабило его ум: он сохранил способность отличать людей высшего света от низшего. Он чуть заметно скривил губы. Несмотря на приличный костюм и надраенные ботинки, манеры у Альбера, что ни говори, были простецкие, что легко можно было заметить по его жестам, может быть, по манере выговаривать слова или по тому глубокому почтению, которое он не мог не проявлять ко всем людям, носящим форму, будь то даже униформа отеля.

— Так, значит, мсье Эжен покидает нас?

Альбер подтвердил. Следовательно, Эдуар не предупредил о своем отъезде. Было ли у него вообще намерение съезжать?

— Разумеется! — написал Эдуар, когда его спросили об этом после пробуждения.

Буквы он выводил вкривь и вкось, но разобрать можно было.

— Конечно, мы уезжаем четырнадцатого!

— Но ты же совсем не готов… — настаивал Альбер. — То есть нет ни чемодана, ни одежды.

Эдуар хлопнул себя по лбу — какой же я идиот.

При Альбере он почти никогда не надевал маску, и этот запах вывернутого наизнанку желудка, идущий из глотки, иногда было трудно вынести.

С каждым днем Эдуару становилось все лучше и лучше. Он снова начал есть, и хотя не мог долго держаться на ногах, к понедельнику его состояние должно было реально улучшиться, в этом не было сомнений. Альбер, уходя от него, думал было забрать шприц, героин и оставшиеся ампулы с морфином, но решил, что провернуть эту операцию будет трудно: во-первых, Эдуар не даст ему это сделать, а во-вторых, Альберу недоставало решимости, а сил хватило бы лишь на то, чтобы дождаться отъезда, — на отсчет часов.

Поскольку Эдуар ни о чем заранее не позаботился, Альбер пошел в «Бон Марше» купить ему одежду. Чтобы не схватить что-нибудь безвкусное, он обратился к продавцу, мужчине лет тридцати, который окинул его взглядом с головы до ног. Альберу нужно было что-нибудь «очень шикарное».

— И что же такое «шикарное» мы ищем?

Продавец, которому, по-видимому, очень хотелось услышать ответ, нагнулся к Альберу и пристально посмотрел ему в глаза.

— Ну, — пролепетал Альбер, — шикарное, то есть…

— Да?..

Альбер старался сообразить… Он никогда не думал, что «шикарное» можно понимать как-то иначе, чем «шикарное». Он показал на стоявший справа от него манекен, одетый с ног до головы: шляпа, ботинки, пальто.

— Вот, я считаю, что это шикарно…

— Теперь мне понятно, — сказал продавец.

Он осторожно снял весь комплект, разложил его на прилавке и, отступив на метр, словно любуясь полотном мастера, осмотрел его.

— У мсье очень хороший вкус.

Он посоветовал еще рубашки и галстуки, Альбер, поломавшись немного для вида, согласился взять все, а потом с облегчением смотрел, как продавец упаковывает костюм.

— Также нужен… еще один комплект, — сказал он. — Когда мы прибудем на место…

— На место, отлично, — вторил ему продавец, заканчивая перевязывать пакеты. — На место — это куда?

Альбер не хотел сообщать конечный пункт, об этом и речи быть не могло, наоборот, надо было схитрить.

— В колониях, — заявил он.

— Что ж…

Продавец, похоже, вдруг очень заинтересовался. Возможно, и он когда-то тоже желал того же, строил планы.

— Так что из одежды?

Представление Альбера о колониях составилось отовсюду понемножку: по почтовым открыткам, по слухам, по картинкам в журналах.

— Что-нибудь такое, что бы там подошло…

Продавец понимающе сложил губы: кажется, у нас есть как раз то, что вам надо, но на этот раз нет манекена в полном облачении, чтобы понять, что к чему, вот здесь пиджак, пощупайте-ка ткань, а вот там брюки, очень элегантные и в то же время практичные, и, конечно же, шляпа.

— Вы уверены? — отважился спросить Альбер.

Продавец был категоричен: о человеке судят по шляпе. Альбер, который полагал, что судят по обуви, купил то, что ему предложили. Продавец широко улыбнулся: то ли из-за упоминания о колониях, то ли из-за продажи двух полных комплектов одежды, в нем сквозило что-то удивительно хищное — Альбер замечал такое в некоторых ответственных работниках банка; что и говорить, это ему вовсе не понравилось, он и так чуть было не проговорился, но нельзя допускать скандалов здесь, в двух шагах от отеля, им уезжать меньше чем через два дня — ни к чему допускать промашку, которая сведет насмарку все усилия.

Альбер купил также кожаный дорожный сундук рыжеватого цвета, два новых чемодана в тон ему — в один из них он сложит деньги, — а также новую шляпную коробку для своей конской головы, и распорядился доставить все в отель «Лютеция».

Под конец он выбрал красивую шкатулку, очень даже в женском вкусе, и положил туда сорок тысяч франков. Прежде чем вернуться в отель и ухаживать за товарищем, он зашел в почтовое отделение на улице Севр и отослал шкатулку мадам Бельмонт вместе с короткой запиской, в которой уточнялось, что деньги эти предназначены для Луизы, «когда она вырастет», и что они с Эдуаром рассчитывают на мадам Бельмонт в том, «чтобы как можно лучше разместить средства до тех пор, пока малышка не станет достаточно взрослой, чтобы распорядиться ими».