Дженнифер Смит - Билет на удачу

Я улыбаюсь:

– Верно подмечено.

– А я вот еще жуть как скучаю по мексиканским лепешкам.

– Еще бы! – смеюсь я. – Там они намного вкуснее.

Мы обмениваемся разными историями из жизни, пока не приходит время очередного выбора: боулинг, кино или галерея игровых автоматов. Я выбираю последнюю, и следующий час мы играем в скибол и пытаемся выудить дешевых плюшевых зверюшек в автомате с металлической клешней.

Один раз Сойеру почти удается схватить игрушку, подцепив плюшевого пингвина за самый краешек болтающегося крыла. Наблюдая за тем, как он пытается вытащить зверька, я скачу, как мячик, и несколько раз хлопаю его по руке. Мое возбуждение несоразмерно призу, и в пылу азарта вырываются слова:

– Давай, Тедди!

Это происходит машинально, чисто по привычке. Так нечаянно называешь учительницу «мамой». Но я замираю, а со мной и Сойер. Его рука дрогнула, и пингвин выпадает из клешни и приземляется на мягкую груду своих плюшевых друзей.

Наши взгляды на секунду встречаются, и мы их сразу отводим.

– Прости. Я не хотела…

Сойер качает головой, но его синие глаза полны обиды.

– Я понимаю.

– Я просто привыкла орать на него, – улыбаюсь я, однако Сойер остается серьезным. – Попытаем счастья еще раз?

– Если только в чем-нибудь другом. – Он рассеянно оглядывает зал.

Я иду за ним к стене с видеоиграми, никто из нас не произносит ни слова, и следующую треть часа мы ведем Пакмана и его жену через пиксельный лабиринт [9] Речь идет об аркадной видеоигре «Пакман» (англ. Pac-Man ). . И поскольку играть легче, чем обсуждать случившееся, и куда предпочтительнее выяснений того, что бы оно могло значить, я напропалую кокетничаю с Сойером. Как будто этого достаточно, чтобы стереть из памяти прозвучавшее ненароком имя Тедди. Даже мне мои попытки сгладить ситуацию кажутся довольно отчаянными, но похоже, на Сойера они действуют, так как уже вскоре неловкость начинает спадать, и к тому времени, как мы выходит в прохладу мартовского вечера, натянутость между нами вовсе исчезает.

Когда мы поворачиваем на мою улицу, Сойер останавливается в нескольких домах от моего.

– Я там живу, – указываю я на здание из красновато-коричневого песчаника.

– Я помню, – с улыбкой отвечает он. – Но вдруг твои родители все еще поглядывают в окна…

Давно уже никто не принимал дядю с тетей за моих родителей, и ошибочное суждение звучит из уст Сойера настолько естественно и очевидно – ведь кем еще могут являться взрослые, с которыми я живу, как не моими родителями? – что у меня язык не поворачивается его поправить.

– Видел их?

– Их трудно было не заметить.

– И что теперь?

– Теперь опять выбор за тобой.

– Ах вот как?

Сойер протягивает руку и опускает ладонь на мою поясницу. Удивительно, но от его прикосновения по телу пробегает дрожь.

– Первый вариант: я провожу тебя до двери и пожелаю тебе спокойной ночи.

Я чуть-чуть придвигаюсь к нему.

– А какой второй?

– Второй вариант… – Сойер явно смущается. – Я тебя сейчас поцелую.

– Интересно. – Я кладу ладонь ему на грудь. – Какой же тогда третий?

– Ты поцелуешь… – начинает он, но закончить я ему не даю. Поднимаюсь на цыпочки и накрываю его губы своими.

Сойер мгновенно отвечает на мой поцелуй, а когда мы отстраняемся друг от друга, смотрит на меня с такой нежностью, что у меня слегка подкашиваются ноги.

– Хороший выбор, – замечает он.

И только потом, на пути к дому, я чувствую, как трепет в груди сменяется пустотой. Убедившись, что Сойер скрылся из вида, я на секунду останавливаюсь и, чтобы успокоиться, глубоко вдыхаю холодный воздух. Я охвачена легкой паникой не потому, что поцелуй был плох (он был чудесен), и не потому, что Сойер нехорош (он замечателен). А просто потому, что он – не Тедди.

Накатывает злость на саму себя. Что я творю? Чего я жду? Как сказала тетя София, нужно радоваться жизни. Так почему я чувствую себя такой несчастной?

А вслед за злостью на себя приходит злость на Тедди. Ненавижу его. Потому что Сойер здесь, а он – нет. Потому что Сойер смотрит на меня так, как Тедди никогда не посмотрит. Потому что Сойеру я нужна, а Тедди – нет. Потому что Сойер распланировал наш сегодняшний вечер в трех разных вариантах и даже сам за мной зашел, а Тедди – который бросил меня, уехав с дружками в Мексику, и сейчас, наверное, наслаждается роскошной жизнью на каком-нибудь пляже с белым песком, загорелый, счастливый и чрезвычайно довольный собой, – никогда бы подобного не сделал.

От всех этих мыслей кругом идет голова. Замерзнув, я спешу к входной двери, желая поскорее попасть домой. Я иду, не отлепляя взгляда от каменной дорожки, поэтому чуть не налетаю на сидящего на крыльце человека. Сердце подпрыгивает к горлу. Мне это мерещится?

На ступеньках – невероятным, волшебным образом – сидит Тедди.

Время за полночь, и первая возникшая у меня мысль – абсолютно лишенная логики: должно быть, это первоапрельская шутка. Я чуть не произношу это вслух, когда Тедди поднимает голову. Его лицо так печально, что я молча плюхаюсь на ступеньки рядом с ним.

Мы впервые видим друг друга после той ссоры, и мне почти физически больно находиться в такой близости от него. Молчание между нами – обычно приятное и уютное – сейчас ранит и грозит разбить мое сердце.

Я сижу всего в нескольких дюймах от Тедди, но кажется, будто нас разделяют мили.

– Что с Мексикой-то? – спрашиваю я, так как Тедди ничего не говорит.

Он пожимает плечами:

– Стоит как стояла.

– Какое облегчение, – выдавливаю улыбку, но лицо Тедди остается безучастным.

Его апатичность и недвижимость приводят меня в замешательство. Обычно он неугомонен и энергия из него бьет через край. В нем словно никогда не угасает еле сдерживаемая искра, готовая в любой миг вспыхнуть ярким пламенем. В любой миг взорваться фейерверками. Но не сейчас.

– А где остальные парни?

– В Мексике.

Я жду дальнейших объяснений и, не дождавшись, спрашиваю:

– Тогда почему вернулся ты?

– Потому что, – наконец поднимает на меня взгляд Тедди, – вернулся мой отец.

Я на секунду прикрываю глаза, не давая Тедди увидеть отразившуюся в них тревогу. Чарли Макэвой мог вернуться только по одной-единственной причине, но я достаточно хорошо знаю Тедди, чтобы понимать: он не захочет в это верить.

– Мама вчера позвонила сказать об этом.

Я киваю, все еще осмысливая произошедшее.

– Она в порядке?

– Наверное. Они изредка поддерживали связь. Но я не представляю, каково ей было открыть дверь и ни с того ни с сего увидеть на пороге его. – Тедди вздыхает: – Он снова придет завтра утром.

– Повидаться с тобой?