Дженнифер Смит - Билет на удачу

– Нет.

– А если…

– Давай не будем об этом говорить? – обрывает меня Тедди. – Как Лео?

Я оторопело таращусь на него пару секунд.

– Не знаю. Вчера вечером он снова говорил с Максом.

– В этот раз поспокойней? – спрашивает Тедди, просветлев лицом. – Или они опять ссорились?

– Похоже, опять ссорились. Лео не обсуждает это. Все время меняет тему разговора. – Я награждаю Тедди многозначительным взглядом. – Так же, как ты постоянно меняешь тему, когда речь заходит о твоем отце.

Тедди выгибает бровь.

– Так же, как ты целых девять лет меняешь тему разговора, когда речь заходит о твоих родителях?

– Вроде того, – соглашаюсь я с печальной улыбкой.

– Слушай, эта неделя была хуже некуда. Но сейчас мы на отдыхе. Давай хотя бы на несколько часов забудем обо всех неприятностях? На этом самолете шестьдесят фильмов на выбор, и если мы продолжим препираться, то не успеем их посмотреть.

Я смеюсь.

– Сколько, по-твоему, будет длиться полет?

– Достаточно долго, – отвечает Тедди, тыкнув на экран перед собой.

Мы некоторое время смотрим фильмы. И чтобы на наших с Тедди экранах они начинались одновременно, нажимаем на «пуск», досчитав до трех. Затем Тедди задремывает, а я отворачиваюсь к окну и любуюсь бесконечной чередой плывущих под нами облаков.

Позже, когда самолет идет на снижение и за завесой тумана открывается вид на залив Сан-Франциско, я бросаю взгляд на Тедди – проснулся ли он? – и вижу, что он наблюдает за мной.

– Привет, – говорю я.

– Привет, – улыбается он.

– Привет, – повторяю я, и мы начинаем смеяться.

А потом какое-то время, пока к нам не подходит стюардесса убедиться, что мы вернули спинки кресел в вертикальное положение, Тедди продолжает смотреть на меня, а я – на него.

В аэропорту нас ждет черная машина. Она отвозит нас прямо в отель – самое роскошное место, где я когда-либо останавливалась, и, возможно, самое роскошное место, где я когда-либо остановлюсь. Лобби поражает старинными зеркалами, изысканными диванами и таким количеством цветов, что кажется, будто находишься в саду. Когда мы подходим к стойке регистрации, администратор удивленно поднимает брови. Видок у нас тот еще: два подростка в джинсах и кедах, с рюкзаками, вовсю пытающиеся сохранить невозмутимое выражение лиц и не глазеть ошалело на окружающую обстановку.

Женщина ищет нашу бронь, а я все жду, что она выставит нас на посмешище, или захочет пообщаться с нашими родителями, или скажет, что здесь какая-то ошибка и на наши имена нет забронированных номеров. Думаю, в глубине души я постоянно ждала чего-то подобного. Ну в какой параллельной Вселенной мы можем раскатывать на лимузинах, летать первым классом и жить в роскошных люксах?

Однако она спокойно протягивает нам магнитные карты-ключи, и мы поднимаемся наверх, чтобы оставить в номерах вещи. У нас соседние номера. И, войдя в свой, я удивленно смеюсь. Он огромен. Размером с целый этаж нашего дома в Чикаго.

– Это прям бальный зал какой-то, – говорю я Тедди, когда он за мной заходит. – Здесь можно устроить самый настоящий бал.

– Тогда ты просто обязана оставить один танец за мной, – отвечает он. – Но я так голоден, что сейчас мои мысли заняты только обедом.

– Нашел чем удивить, – фыркаю я, и Тедди корчит мне рожицу.

– Куда хочешь пойти? – спрашивает он.

– Есть у меня одна идейка.

Мы выходим за дверь.

В детстве родители часто водили меня на выходных на фермерский рынок при Пароходстве, где мы бродили между палатками и лотками, закупая хлеб, сыр и фрукты, а потом устраивали пикник на одной из лавочек с видом на залив.

До этой минуты я сомневалась, захочу ли вернуться туда. Да и в любое другое место из моей прежней жизни. Одно дело – мечтать о возвращении в Сан-Франциско и другое – действительно вернуться. Я не знала, хватит ли у меня душевных сил посетить наши любимые семейные места, пройтись по нашим следам, снова увидеть наш старый дом, в котором мы столько лет жили счастливо. Не разобьется ли от этого мое измученное сердце.

Но по дороге из аэропорта в отель я услышала звуки противотуманных сирен, ощутила запах соленой воды и, к своему удивлению, почувствовала острое желание постоять на пирсе, глядя на мост Бэй-Бридж, как часто делала это раньше с родителями.

Вот туда мы и пойдем.

Сначала я провожу Тедди по огромному зданию Пароходства, показывая высоченные куполообразные потолки и ряды магазинчиков. Оно полно людьми, покупающими кофе, цветы, мед и вино, листающими книги в книжном. Тедди, не удержавшись, покупает мороженое, хотя мы недавно ели его в самолете.

– Выходные, – сверкает он улыбкой, и мороженое капает с рожка на его обувь.

На улице туман почти рассеялся, и воздух бодряще прохладен. Я замираю вдохнуть его полной грудью, и Тедди останавливается рядом со мной.

– Ты в порядке? – обеспокоенно спрашивает он.

– Да. – И сейчас это полная правда. Как же здорово вернуться сюда спустя все эти долгие годы. Такое ощущение, будто время замедлилось и растянулось, а прошедших лет между этим мгновением и моим отъездом не существовало.

Мы идем к фермерскому рынку с бесконечными рядами лотков. Здесь продают ягоды и вино, сладости и хлеб.

– Что-то так вкусно пахнет, – принюхиваюсь я, и Тедди указывает на палатку с курами-гриль.

– Пообедаем?

Я киваю, и мы встаем в конец длинной очереди.

Тедди доедает свое мороженое, а я, как какая-то придурковатая туристка, напеваю « If you’re going to San Francisco …» [17] Строчка из песни Скотта Маккензи «Сан-Франциско». (В переводе – «Если ты собираешься в Сан-Франциско…») . Ничего не могу с собой поделать. Возвращение домой кружит голову, и в приподнятом настроении я не сразу замечаю, что женщина за стойкой, продающая курицу, изо всех сил пытается не расплакаться.

– Добрый день, – тихо приветствует она нас с глазами, полными слез. – Что будете заказывать?

Мы с Тедди переглядываемся.

– У вас все хорошо? – спрашиваю я.

Женщина поднимает подбородок и судорожно вздыхает.

– Да. Спасибо.

– Вы уверены? – вмешивается Тедди. – А то…

– Все хорошо, – повторяет она. Опускает блокнот и вытирает дрожащие руки о синий фартук.

Она совсем молоденькая – ей, наверное, не больше двадцати пяти, – темные волосы волной падают на ее лицо, пока она пытается совладать с собой. За ее плечом медленно вращаются над огнем золотисто-коричневые куриные тушки, позади нас – длиннющая очередь, огибающая следующую палатку, где продают пучки лаванды.

– Я только что получила плохие новости, – говорит продавщица, смаргивая слезы. – Простите… за это. Я должна просто принять ваш…

– Ничего страшного, – успокаиваю я ее. – Если вам нужна минутка, мы подождем.