Евгений Князев - Красный пассажир

— Смагин кивнул, и, отхлебнув еще один затяжной глоток, поднялся и подошел к игрокам.

Ладно, мужики, сегодня я отдыхаю, завтра поговорим, он нагнулся к уху директора. «Твою Кузнецову я сегодня забираю»

— Желаю успеха, — директор в умилении расплылся, только не очень западай, девчонке в десять утра бар открывать, так что знай.

— Мне самому в шесть утра на переговоры, — он взглянул на часы, — и на хрена, такие красивые бабы, себя в море разменивают. — Он с сожалением взглянул на лысину Альфреда Адольфовича, который, уже не замечая его присутствия, скидывал карты.

Кузнецова не заставила себя долго ждать. Она тихонько постучалась и без приглашения вошла в каюту. Блеснув черными глазами, она, как старого знакомого, чмокнула Игоря в щеку.

— Помоги мне расстегнуть юбку.

Игорь словно во сне скрипнул зиппером, чуть не оторвав бегунок, но продолжал также стоять и смотреть на происходящее. Барменша быстро разделась и юркнула в пастель.

— Ну, чего ты застыл, выключай свет и ныряй ко мне, презервативы у меня в плавках.

Игорь щелкнул выключателем светильника и плюхнулся на одеяло рядом, с закутанной в одело, девушкой.

— Ты хоть брюки сними, горе — любовник, — засмеялась Кузнецова, отпихивая Игоря, на край постели, — я не люблю, когда в одежде, кажется, как в подъезде или на вокзале, на скоряк. Ты ведь не хочешь, чтобы все было быстро, ты меня будешь любить всю ночь, правда.

Эти слова были сказаны таким обычным способом без тени волнения и смущения, словно Смагину предстояло произвести какую-то сложную, но нужную для обоих работу.

— А у тебя что, было и на вокзале и в подъезде, тихо спросил Игорь, молча, глядя в темноту.

— Да ладно, можно сказать у тебя этого не было, не выступай, иди же ко мне, а то я обижусь и буду не такая ласковая. Ты не подумай я не со всеми в постель ложусь, ты мне понравился, это тебя устраивает.

Смагин прижался к девушке, но что-то опять оттолкнуло его.

— Что, так и будем играться, я уже спать хочу, — Кузнецова отвернулась к стенка, обнажив голую, бархатистую спину и половину узких бедер, — все, я сплю.

— Я тоже, — Смагин мигом скинул с себя одежду и забрался под теплое одеяло.

— Вот так бы давно, — со сдавленным стоном выдавила из себя девушка, и вся затрепетала в объятиях мужчины. — Какой ты сильный и красивый.

— Ты еще скажи, что я у тебя такой первый, — пытался пошутить Смагин. Девушка впилась своими губами ему в рот, так, что нечем стало дышать, и каюта пошла кругом.

Гул невидимого самолета то нарастал, то исчезал в беспросветном белом мареве и завывании полярной пурги, которая раскрутила свою небесную колесницу над Охотским морем, прижав к кромке берегового припая всю рыболовецкую флотилию, состоящую из сотен сейнеров, больших морозильных траулеров, автономных плавбаз и транспортов. Самое рыбное место — банка Кашеварова затянулась плотным льдом, в центре которой едва различалась на локаторе крохотная точка — это был, не весть как забредший сюда, пассажирский теплоход с двумя сотнями пассажиров, спокойно дожидающихся перегруза на свои родные суда на борту гостеприимного лайнера. Было около трех чесов ночи, и ничего не подозревающие рыбаки спокойно посапывали на удобных койках комфортабельного судна, досматривая очередной сон — воспоминание о далекой земле, родных и друзьях.

Неспокойно в этот час было только в судовой радиорубке, где собрался почти весь комсостав пассажира, даже помполит Вася Плоткин, в первый раз, разбуженный среди ночи за всю его морскую карьеру, сидел на кожаном диванчике и вертел заспанными, ничего не понимающими глазами во все стороны.

— «Любовь Орлова», я борт поискового самолета, вас не вижу, уточните координаты», — раздался еле различимый хриплый голос из динамика судовой радиостанции, блоками которой была напичкана вся радиорубка от носовой переборки до дверей. Далекий голос, смешанный с завыванием пурги, треском и посвистыванием радиопомех для людей, притихших сейчас в этом маленьком и душном помещении, казался голосом спасителя.

— Находимся в прежних координатах, машина застопорена, дрейфуем со скоростью пол узла в час на юг, — капитан Семенов привстал, прокашлялся и продолжил, — положение критическое, корпус деформируется от напора льда, возможны пробоины и затопление судна, поэтому подал «SОS», жду любой помощи и возможных предложений о спасении пассажиров, экипажа и судна, готовлюсь к экстренной высадке на лед.

Находящиеся в радиорубке члены экипажа переглянулись и уставились на начальника рейса Игоря Смагина. Тот сидел в одном из кресел радистов и спокойно чертил на пустом листке замысловатые фигуры.

— Что вы сидите, — Семенов бросил микрофон и обратился к Смагину, — кто мне дал эти, чертовы, координаты, кто сказал, что здесь работает вся флотилия. Не знаете, так делайте же что-нибудь, связывайтесь с вашим начальником промрайона, решайте, кто нас будет из этой клоаки вытаскивать. — Капитан подскочил, словно в зад ему впилась пружина, и энергично зашагал по радиорубке.

— Это ты, ты, Смагин, во всем виноват, вообразил из себя начальником рейса, а сам, Сусанин, хренов, куда нас завел! — Он подошел к запорошенному снегом иллюминатору и невидящим взглядом уставился на, пестрящие перед глазами в свете неоновых прожекторов судна, миллиарды крупинок льда и снега.

Еще вчера, согласно синоптической карте и прогнозам метеорологов кромка льда находилась именно в этом месте на карте. Десятки рыбопромысловых судов и плавбаз, зайдя на полмили в ледяную шугу, спокойно покачивались на океанской зыби, пережидая сорвавшийся с Берингова моря двенадцатибальный шторм.

С Плавбазы «Рыбак Приморья», где находился штаб промыслового района на вечернем промсовете дали указание: Пассажиру — «Орловой» выдвигаться в район банки Кашеварова, в место скопления судов и у кромки льда по возможности провести смену экипажей. После совещания начальник рейса Игорь Смагин поднялся в штурманскую рубку и на карте Охотского моря поставил жирную точку с координатами, к которой тянулся прямой линией новый курс пассажира.

«Где-то порядком ста миль до точки» — прикинул в уме Смагин, определив измерителем, расстояние на карте, — то есть ходу не более шестнадцати часов, там и надвигающийся шторм переждем.

Пожелав третьему помощнику спокойной вахты, Игорь с легкой душой отправился спать в свой люкс. Проснулся он неожиданно от непонятного чувства тревоги. Этот необъяснимый процесс, возникает в душе любого моряка, уже не раз испытавшего на себе коварство морской стихии. Машина работала чуть слышно, а за переборкой что-то скрежетало, словно бригада неугомонных матросов во главе с боцманом остро отточенными кирочками и железными щетками обрабатывали борта судна от въевшейся ржавчины.