Евгений Князев - Красный пассажир

— Ну и как тебя Семенов встретил, насколько я помню у него должок перед тобой, — прищурился Смагин от нахлынувших воспоминаний.

— Да, никак, — Калугин сплюнул себе под ноги, — козел законченный, твой Семенов, послал меня в отдел кадров пароходства, чтобы мне выписали направление. Я ему говорю: «Ты чего, волчара позорный, мутишь, мне нужно — то всего одну машину привезти по старой дружбе. — Не имею права, — говорит, — все места платные, расписаны на год вперед. Послал я его, конечно, куда положено, но видно бог есть на свете. Не выдержало сердце «отважного» капитана бремени неправедных денег, и привезли его из того самого рейса уже в цинковом гробу. Вот такие наши дела, ну а ты как, смотрю, животик отрастил, не в боссы, случайно, подался.

Какие боссы, Петрович, работаю, сам не знаю на кого, правда платят хорошо и особо не контролируют, вроде доверяют. Я ведь тоже, в душе моряк, на берегу сидеть нет мочи, ну и подался было с пассажиров к рыбакам подработать, короче, заявился лично к господину Сидоренко в Дальморепродукт. Сидим мы в его кабинете попиваем, как ты говоришь, по- дружески, кофейко, ну, я за разговором и напросился к хряку продажному на добытчик, который работал в одной из совместных российско-американских компаний в Бристоле.

— Нет проблем, — говорит мне Сидор, только у нас своя медкомиссия и пройти ты ее должен в нашей поликлинике, а свой санитарный паспорт можешь выбросить. — Ну что делать, если такой порядок у рыбаков, иду проходить комиссию, и там меня дробят кардиологи. Находят при помощи какого-то японского сканера и паршивой «узишки», с десяток болезней сердца, начиная от ишемии и аневризмы аорты и кончая микроинфарктом и стенокардией. Я когда посмотрел на вердикт врачей, решил, что осталось заказать памятник и ждать скорого конца. Но мое счастье в коридоре этой «чудо — поликлиники» встретил знакомого рыбака. Он рассказал мне забавную вещь, оказывается, в этой больнице существует негласное правило дробить чужаков, и мое заключение было сделано по заказу верхнего начальства, как ты догадался, начальника управления — Сидоренко Ивана Дмитриевича.

— И ты это все так оставил! — Возмутился Калугин, — ну, Игорь, я тебя не узнаю.

— Знаешь, Валентин, судьба сама разобралась с подлецом. Буквально через несколько дней, я прошел полный медосмотр в кардиологическом центре, где меня признали совершенно здоровым человеком, а от знакомых рыбаков узнал, что в американском Сиэтле скоропостижно скончался единственный сын Сидоренко — директор той самой совместной Российско-американской компании. Так что, брат, как говорят проклятые янки: «Донт трабл зэ трабл антил зэ трабл траблз ю» — не беспокой беду, пока она сама не побеспокоила тебя, а еще лучше предлагают мудрые китайцы: «Сиди на берегу Янцзы и жди, когда мимо тебя река пронесет труп твоего врага!». Правда в России на берегу речки долго не усидишь, лучший друг первым и скинет тебя в омут.

Калугин искоса оглядел Смагина, как хороший еврейский портной осматривает дорогого клиента и тихо, словно благословляя сына на истинно правильный путь, сказал:

— Выкинь, парень, эти дурные мысли из свой непутевой башки, сейчас в стране начнется такая мясорубка, попадешь под жернова, мало не покажется, так что сиди в своей норке и не высовывайся.

Игорь махнул на прощанье капитану и пошел своей дорогой. Справа в огромном окне зала он заметил, как к пассажирскому причалу приближается черная громадина, напоминавшее ему что-то давно ушедшее. На корме золотыми буквами, словно на могильной плите было выведено «RUSS». «Боже, неужели этот тот самый белый пароход, который он когда-то называл «Красным пассажиром». Сейчас он и не белый и не красный, а щедро вымазанный чернью паром открыл свою боковую аппарель и из его зева потоком, словно опарыши из прогнившего рта утопленника, поползали белые японские автомобили, которые растекались по причалу, выстраиваясь в длиннющие шеренги. Наступала новая эра, и Смагин это понял. На пороге стоял 1992 год.

КОНЕЦ