Думитру Попеску - Избранное

— За меня? Да ладно уж, дядюшка! У женщины ум длинный, а волос короткий! То есть… наоборот… а впрочем, все одно… А вот и Сильвия. Ну, что же, счастья и счастливого брака!

Сильвия появилась на пороге, увидела почти пустую бутылку и сразу поняла причину веселья обоих мужчин. Услышав, что Влад насмешливо пожелал ей счастливого брака, о котором она и слышать не хотела, она вбежала в комнату, бросилась на кровать и зарылась лицом в подушки. Мать ее, плотная и приземистая, гладила длинные косы дочери, целовала ее в висок, старалась успокоить.

— Не надо, доченька, отец тебе зла не желает… Ну, что ты плачешь? Все пройдет… так всегда сначала бывает, когда с домом расстаешься, со своими. Сперва потоскуешь, а потом все пройдет.

— Мам, ну помолчи. Оставь меня в покое. Дай мне поплакать, дай умереть, дай…

И девушка снова зарыдала. Весь день после полудня ей приходилось выслушивать от матери одни и те же слова. Утром, когда она узнала о предстоящей помолвке с Нуцу Теметеу, она рассмеялась от души, будто веселой шутке. Но когда отец строго кивнул головой, она поняла, что это правда. Вообще в их доме делами заправляла мать, но уж, что решал отец, исполняли свято. Он вызвал ее домой ради помолвки, а она, не зная этого, приехала. Да еще и Влада пригласила. Когда она увидела на кухне разделанных гусей и баранину, она поняла, что дело серьезно. Пока они были в доме, она перекинулась с Владом лишь словечком. Спросила, как ему понравилась еда, и предложила прогуляться. Мать ходила за ней по пятам.

— Не плачь, доченька, не плачь. Раз уж так он решил… Раздевайся и спи. Все уже легли. Отец в дальней комнате, Влад — в соседней… Давай мамка тебя разденет… Вот так я тебя раздевала, когда ты маленькой была. Ну-ка вытяни рученьку… Вот так, доченька, хорошо…

Они легли вместе, дочка у стенки, мать — с краю. Сильвия больше не плакала. Лишь изредка тяжело вздыхала. Может, она дремала, может, нет. Вряд ли она сама осознавала это. Она вдруг увидела перед собой Нуцу Теметеу. Высокомерный, в начищенных до блеска сапогах, с золотыми часами, прохаживался он в толпе, словно император среди придворных. Когда Нуцу было двенадцать лет, он был маленький, тщедушный и сопли постоянно текли у него из носа; ему нравилось стрелять из рогатки в воробьев и в шляпы прохожих. Ей в то время было шесть. На пасху она ходила к Теметеу за крашеными яичками. Отец тогда у них работал. Нуцу хватал ее крепко за руку и вел в дом. «Спой что-нибудь, девочка. Какую-нибудь колядку, тогда получишь красивое яичко». — «А что колядовать-то?» — «Разве ты не умеешь, девочка? Как же так, а ведь на рождество ты нам пела. Ну, тогда спой эту, про веточку!» И шестилетняя Сильвия начинала:

Едва она запевала, все кругом начинали давиться от смеха.

«Возьми яичко, девочка, и приходи опять в будущем году», — говорил двенадцатилетний Нуцу… И вот теперь за него она должна выходить замуж? Не будет этого! Она убежит в большой город, где никто ее не отыщет, и там обвенчается с Владом. С ее-то специальностью она нигде не пропадет…

— Сильвия, ты спишь? Хватит тебе охать да метаться. Завтра ты должна быть красивой, доченька.

Она должна быть красивой, потому что он урод! Не могла она понять, чего это вдруг отец на этакое решился. Ведь он ненавидел этих людей всю жизнь. Неужели можно так быстро все позабыть и внезапно перемениться…

Окно было открыто. Теплый ветерок, пахнущий сеном, проникал в комнату. А что, если убежать и броситься в колодец посреди села? Да нет — ребячество это! Вот уж когда Влад посмеется вдоволь! Она словно увидела, как он равнодушно заглядывает в колодец. Все будут плакать, только он будет смеяться над ее дуростью. Броситься в колодец — и из-за кого?.. Нет, она будет жить! Будет жить, и обвенчается, и будет счастлива, как мечтала много раз, когда сидела в парке на скамеечке рядом с Владом Тимотей.

— Сильвия, у тебя глаза открыты, о чем ты думаешь?

— О свадьбе, мама, о счастье!

— Вот видишь, доченька, ты и угомонилась. Все будет хорошо. Пойдут дети, заведешь корову дойную. И я стану приходить к тебе по воскресеньям… Лина и Марта лопнут с досады. Ты красива, доченька, а богатый — он всегда богатый! Григоре Теметеу отдаст Нуцу половину надела. И пошлину уменьшат… Заснула? Сильвия, доченька?

Мать поцеловала дочку в лоб и подоткнула одеяло, чтобы та не замерзла. И сама задремала. За окном заливались сверчки вечным своим стрекотом.

Село спало…

Петух, проснувшись, надулся и выпустил долгое «кукареку», которое одиноко проплыло над дворами. Другие петухи его не поддержали, и тогда ранний певец закрыл глаза и задремал. Луч луны прошмыгнул в окно и, заигрывая, погладил лицо и волосы девушки. Наверно, ей виделось во сне что-то приятное, потому что проснулась она с улыбкой. Рукой нащупала стену, прислушалась к спокойному дыханию матери. В соседней комнате кто-то кашлянул. Там спал Влад. А может быть, не спал. Может, думал о ней. Завтра ее помолвка, но она знает, что надо делать! Эту помолвку надолго запомнят! Она скажет в лицо Нуцу, что… Все село узнает! Но, господи, ведь там будет отец, а если он пожелает, их с Нуцу могут прямо завтра и поженить. Отец — человек горячий, уж если что вобьет в голову — так тому и быть. Что же делать? Что делать? Бежать! Не станет она женой Нуцу!

Мама спит, Влад — один. А что, если пойти в соседнюю комнату… И пусть завтра утром родители найдут ее рядом с Владом в постели, тогда выбора у них не будет. Помолвка не состоится. Нуцу больше не придет!

— Мам, ты спишь?

Спит и видит сны. Девушка откинула одеяло и съежилась посреди кровати. Тишина. Она приподнялась и осторожно, чтобы не коснуться матери, легко перекатилась через нее, встала на пол. Земля была ни холодной, ни теплой, но ее почему-то забил озноб.

— Мам, ты спишь?

А вдруг Влад, кто его знает, что он скажет?.. Может, лечь обратно, с мамой? Влад ее любит, возможно, он думает о том же самом и ждет ее. Что скажут родные, не имеет значения. Это единственный выход.

— Мам, спишь?

Спит. Тишина. На цыпочках, осторожно ступая, пошла она к двери. Чуть было не споткнулась о щетку… Тишина. Слышно только дыхание матери.

Она взялась за щеколду и чуть ее отодвинула. Досадный скрип прозвучал на весь дом. Прислушалась… Тишина. Решительно, но осторожно, чтобы на что-нибудь не наткнуться, пошла она к кровати любимого.

— Сильвия, дочка, ш-ш-ш! Не шуми, а то Влада разбудишь… Вода не там, а рядом, у двери.

Девушка оцепенела. Это отец. Она увидела его на диване возле окна, накрытого одеялом, которое обычно валялось под навесом. Может, он разгадал ее намерения? Может, подозревал раньше, что она любит Влада?

— Что же ты уходишь, не напившись?