Бенджамин Кункель - Лекарство от нерешительности

Сойдя с крыльца на газон, я уселся в пластиковое кресло. Долина Долгожителей… Так по крайней мере обозвал ее путеводитель. Если верить последнему, жители долины были этакими Мафусаилами среди метисов, поскольку в условиях экваториального лета, мягкого климата и плодородных почв долины жили абсурдно долго — в среднем до семидесяти восьми лет. Я по-ковбойски закинул ноги на деревянную ограду и стал любоваться пейзажем. Шафранные лучи упали на горы — надвигающиеся, закрывающие полнеба — и высветили каждую расщелину, каждый уступ, каждую складку, неровность и шероховатость. Потрясенный, я откинулся в кресле и испустил глубокое «вау». Появилась Бриджид в свежей футболке, гаремных штанах и шлепанцах и села рядом. Свет из шафранного стал золотым, затем медным, затем розоватым; облака походили на груду головешек, от малейшего дуновения готовых рассыпаться пеплом, но пока то и дело вспыхивающих красным. Мы глаз не могли отвести от неба: на один закат оно выплеснуло столько красок, сколько я не видел во всех закатах за всю жизнь. Напоследок небо пустило лиловую полоску — и внезапно уронило на наши головы абсолютную ночь с соответствующими сезону звездами и слаженным хором сверчков.

— Вау. С ума сойти, какой coucher du soleil [46] закат солнца (фр.). . Кажется, и смерть бы здесь встретил. — Я старался, пока живой, говорить бодрым тоном.

— Я тебе соучувствую, — отозвалась Бриджид. — То есть я чувствую то же самое. Ох, мой английский все так же хромает. Если бы ты со мной разговаривал, он бы улучшался. Иначе…

— On pent parler le francais, si tu veux. Je comprends — plus ou moins. [47] Если хочешь, давай говорить по-французски. Я более-менее понимаю (фр.).

— Beaucoup moins que plus! [48] Скорее менее, чем более (фр). Твой французский еще хуже моего английского. А по-английски ты специально не хочешь говорить так, чтобы было понятно.

— Бридж, мне ужасно нравится, когда ты говоришь по-английски. «Я тебе соучувствую»? Классное выражение, надо запомнить и пустить в обиход. Серьезно.

Ужинали мы на террасе. Ужин состоял из крупы кин-ва с морковью, выращенных без применения удобрений и приправленных так, что почему-то было вкусно. Пожалуй, в епископальном вегетарианстве что-то есть, крутилась у меня задняя мысль, пока мы с Бриджид обсуждали навязшие в зубах темы: американских, немецких, израильских, скандинавских, норвежских, английских и французских туристов, так и норовящих нарушить первозданную идиллию третьего мира или наследить в неолиберальном раю. За соседним столиком сидела молоденькая загорелая еврейка, стриженная под мальчика, с россыпью веснушек на носу. Я спросил, как в этих широтах развлекаются.

— Тут полно колес и травки, — последовал прямой исчерпывающий ответ.

— Правда? Это я люблю. — Пожалуй, несколько часов назад я слишком критично отзывался о наркотиках.

— Тут есть такая фигня, называется кактус «Сан Педро». Сначала пьешь кипяченый сок этого кактуса, и от него тебя рвет. Зато потом так торкает!..

— Бридж, ты слышала? — Почему бы не попробовать новый наркотик? Как говорится, новинка в роток… А молоденькой еврейке я сказал: — Я сейчас сижу на очень сильных колесах. Они лечат хроническую неспособность принимать решения, хотя, если честно…

— В Израиле на них точно был бы спрос.

— А где ты живешь в Израиле? В смысле, ты живешь в той части Израиля, которая принадлежит Израилю, или в той, которая не совсем?

— Слушай, это у твоих колес побочный эффект такой? Любопытство, знаешь ли, не порок, но…

— Да, — сказал я. — Думаю, это побочный эффект. А зачем у вас девчонки служат в армии? — Последний мой бзик был — что служба в каких-нибудь войсках пойдет мне на пользу. У них там режим, физическая подготовка и тренинги всякие…

Бриджид ткнула меня локтем под ребро.

— А это Бриджид. Она из Бельгии, — сообщил я всем сидящим на террасе с целью возбудить любознательность у представителей разных национальностей. Кажется, зря я это сделал. Мне хотелось загладить ошибку (ошибки), которой (которых) я сам от себя не ожидал, и я пригласил Амиру и всех присутствующих в бар. В тот вечер была акция «Закажи один напиток и получи второй бесплатно», и я принялся убеждать новых еврейских знакомых, что, если хоть одно решение в жизни далось им с трудом, непременно нужно попробовать «абулиникс», который вдобавок имеет свойство усиливать действие алкоголя. — Таким образом, — распинался я, — сегодня я получу не два, а четыре напитка по цене одного.

— Мы нелюбим алкоголь, — заявил Амирин друг. — Наркота лучше.

— Извини, Бриджид, — сказал я несколько позже, когда мы с ней сидели на террасе на качелях. — Я просто хотел проявить дружелюбие. Понятия не имею, что делается в Израиле и вообще где бы то ни было. Все, умываю руки.

— Это у тебя получается лучше всего.

— Знаешь что? Я знавал людей, которые секли, что к чему на Ближнем Востоке. И кому от этого легче?

Однако Бриджид проигнорировала мой аргумент. Мы сидели в полной темноте на качелях и потягивали через соломинки бонусные мохитос в количестве четыре. Бриджид бухтела что-то о затяжном конфликте между Израилем и Палестиной с молчаливого согласия Штатов. А когда я предположил, насколько по сравнению с этими агрессорами хороша Бельгия, Бриджид разразилась рассказом о возмутительной авантюре бельгийцев в Конго, а заодно проанализировала их же вероломную политику разжигания межнациональной розни среди и без того враждебно настроенных племен хуту и тутси в Руанде.

— Ты специально училась портить людям настроение? Такая красота вокруг, я никогда ничего подобного не видел, а ты грузишь меня ужасами. Зачем? Все равно я помочь не могу. Мне, конечно, очень жаль, что за наше с тобой пребывание здесь заплачено человеческими жертвами. В смысле, я хочу сказать… я хочу сказать, какой смысл обо всем об этом знать, если изменить ситуацию не в нашей власти? Все равно что яд пить. Ты так не думаешь? А кто в здравом уме станет пить яд? Разве что Сократ. — Может, я бы тоже выпил. (И я потянулся к соломинке.)

— Что ты имеешь в виду? Слушай, а твое лекарство не оказывает разрушительное действие на мозг?

— Что я имею в виду? Ты, Бриджид, хочешь, чтобы человечество было счастливо. Очень благородно. Но ты-то тоже в некотором роде принадлежишь к человечеству. Значит, твое собственное счастье фигурирует энным пунктом в глобальном плане. Насколько я заметил, от воспоминаний обо всех когда-либо учиненных зверствах, финансовых авантюрах и политических интригах у тебя настроение не повышается. Ведь не повышается?

— Tu es nul! [49] Ты ничтожество! ( фр. ) — Бриджид решительно спрыгнула с качелей. Я чуть не упал с них же.

— Хочешь, я лягу на диване? — Я пытался быть учтивым.