Александр Архипов - Платон – герой Союза

— Понял. Остановился. Выставляю дозоры, — моментально отреагировал Иванов.

Всю вторую половину ночи вокруг МИ-8-го Михалыча колдовали техники, оружейники и заправщики. За всем наблюдал и покрикивал бессменный член экипажа — авиационный техник первого класса (так он представлялся) Колян. Самого Михалыча не было. Он сначала пробовал вызвать «тройку» по радиостанции своего вертолёта. Не получилось. Потом пошёл на узел связи и мучал дежурного связиста, заставляя его вызывать и вызывать на связь свой молчавший борт. Закончилось тем, что начальник узла связи позвонил начальнику штаба, а тот прислал за лётчиком Чижова. Мощный ротный молча обнял Михалыча, вывел из помещения и просто уложил на заднее сидение УАЗа, укрыв плащ-палаткой. На удивление, через пару минут лётчик, сбитый сегодняшней нервотрёпкой, уже посапывал, иногда жутко скрипя зубами и пугая водителя.

В 4-45 у «пчёлки» Михалыча сидели кто на коробках пулемётных лент, кто на деревянных ящиках из-под реактивных снарядов, восемь разведчиков, отобранных лично Платоном. Вряд ли кому-то удалось закрыть хоть один глаз в эту чёрную ночь. Подъехал майор Чижов, внезапно сам проснулся Михалыч. Оглядев, построившихся в шеренгу разведчиков, Михалыч отдал честь и неожиданно, с серьёзным выражением лица, спросил:

— Билеты все купили?

Может быть, в другое время пацаны ржали бы над его шуткой минут пять, но тут никто даже не улыбнулся. Пилот понял, что парни уже настроились. Настроились найти, защитить, спасти и… убить! Чижов прошёл вдоль шеренги, заглядывая каждому в глаза. Молодых не было, все парни опытные, принимавшие участие не в одной смертельной драке.

— Слушай, Платон, а зачем вам четыре пулемёта? — удивился майор.

— Ми их кращить будим, товарищ майор, — ответил за Платона Араратик.

— Санитара вижу, радиста вижу. Сапёр есть?

— Сапёр есть, и двух снайперов взяли, — ответил старшина.

— Теперь вижу, что крошить будете, — сдержанно пошутил ротный. — Много слов говорить не буду. Каждый знает, зачем идёте. Знаю, что устали, вторые сутки искры из-под ног. Выручайте наших парней и трое суток отдыха от меня. Ни пуха, ни пера, разведка!

— К чёрту… — недружно ответила шеренга, поворачиваясь на посадку.

Над горной грядой появилась светлая полоса. Через полчаса рассвет. Именно туда и направилась, набирая высоту и скорость, до зубов вооружённая «пчёлка» Михалыча.

Неожиданно с базой связался старший лейтенант Иванов:

— Чиж, я Ваня! Вижу зарево пожара и приглушённые звуки взрывов. Дистанция примерно 5–7 километров. Прошу разрешение начать движение в этом направлении.

— Ваня, движение разрешаю, соблюдайте осторожность. На связи, — ответил Чижов и тут же о новости доложил начальнику штаба.

«Троечка» упала. Пилот тянул её до последней возможности. Падали скорость, высота, но когда стрелка давления масла в гидравлике упала за «0», а в кабине появился едкий сизый дым горящей электропроводки, штурман рванул ручку двери кабины и заорал в грузовой отсек:

— Падаем! Держитесь, пацаны!

Удар о землю был очень сильный и неожиданный. Никто из сидящих в отсеке разведчиков и не ожидал, что земля так близко. Поэтому «раскорячиться» как следует успели немногие. Все дружно подпрыгнули к потолку, разбивая головы, ломая руки, шеи и рёбра об обшивку вертолёта, автоматы, железо АГС (автоматический гранатомёт со станиной), а потом также тяжело грохнулись вниз, доламывая не сломанное. Направляющие и амортизаторы шасси подломились, как пересушенные спагетти, а передние спаренные колёса от удара о землю, оторвались и улетели со звоном, подпрыгнув от земли аж за сто метров от места падения вертушки. Где-то наверху что-то громко хрустнуло и протяжно заскрипело. Лопасти продолжали вращаться и делить воздух ровно на пять частей, содрогая уже мёртвую машину последней агонией вибрации корпуса.

Первым очнулся Сандро. Он медленно поднял к голове руки, ощупал лицо, липкую шею. Зачем-то полез в нагрудный карман куртки… очки. Неужели целые? Что-то тяжёлое навалилось ему на ноги, он попробовал согнуть колени и протянул вниз руки. Неожиданно нащупал чьё-то лицо и инстинктивно зажал ему нос.

— Отпусти, Сань, — прогундосил наводчик гранатомёта Виталик.

— А ты откуда узнал, что это я? — с трудом шевеля сухим языком, спросил Сандро.

— А когда штурман заорал, я со страху, за тебя схватился, а тут хе…рак! — ответил Виталик, приподнимаясь с ног Дягилева.

— Мужики, есть кто живой? — чуть слышно спросил Сандро.

Громыхнула дверь в кабину, показалось окровавленное лицо командира экипажа. В серой дымке не было видно его левого глаза, который закрывала свисающая кожа со лба вместе с бровью. А правый глаз он усердно протирал рукавом лётной куртки, чтоб хоть что-то видеть. Его глаз заливала тонкими струйками кровь, стекающая из-под лётного шлема.

— Давайте все наружу. Проводка горит. У нас горючки половина бака, не дай Боже… — сказал пилот, пятясь из кабины назад, волоча под руки безжизненное тело штурмана.

Тёмная живая масса на полу грузового отсека зашевелилась, зашарила перебитыми пальцами по обшивке вертолёта в поисках двери наружу, кто-то нашёл и включил фонарик. Что-то щёлкнуло, громыхнуло — и дверь вывалилась, повиснув на одной петле. В отсек ворвался свежий воздух, смешанный с запахом вертолётного топлива, гидравлики и горящей проводки. Сразу стало светлее. Первым в дверь вывалился Виталик. Руки и ноги его ходили ходуном, парня периодически потряхивало, видно, контузило здорово. Оказалось, что из лежащего на брюхе вертолёта можно даже выползать.

— Сань, я на земле. Подавай мне ребят, а я их оттаскивать буду, а потом оружие, — предложил Дягилеву Виталик.

Так и попытались сделать. Первых вытащили пилота с мёртвым штурманом. Пилот был небольшого роста, щупловатый такой, но от помощи отказывался, прижимая к себе тело штурмана.

— Я сам! Серёга — мой штурман, — говорил он, шумно шмыгая носом и всхлипывая. Оттащив штурмана метров на пятьдесят от машины, сел, достал две сигареты и прикурил обе. Потом положил Серёгину голову себе на колени, вставил в его мёртвые губы сигарету «ТУ-154» и тихо сказал:

— Покури, братан, напоследок…

Сами выползли ещё двое, остальных выносили. Мёртвых было трое. Штурман, второй номер АГС, ему станиной гранатомета череп раскроило, и снайпер Лёха, этому позвоночник раскрошило. Спал парень, так ничего и не поняв. Из тяжёлых был Аркадий — классный парень, которому до дембеля всего-то ничего оставалось. Его шевелить вообще нельзя было. Перелом позвоночника. Но шевелили. Вкололи промедол и шевелили. Перевязывали себя сами, как могли. Ходячих было четверо. Относительно ходячих. Можно считать техника вертолёта с переломом ключицы и с дыркой в башке ходячим? Или Виталика, который сигаретой так и не попал себе в рот? Пока действовал укол промедола, жить можно было. Поэтому решили действовать. Девять человек «сползлись» на совет. Первым взял слово командир экипажа вертолёта: