Кэтрин Сэнтер - Счастье для начинающих [litres]

Я уже наполовину выкопала яму, и рядом со мной высилась кучка черной земли, когда Дункан сказал:

– Только не задень Свиножорку.

Остановившись, я повернулась к нему:

– Овцежорку.

– Так я и сказал.

– Ты сказал – Свиножорку.

– Не говорил я такого.

– Ты даже Овцежорку не помнишь?

– Да, конечно, помню. Он был бульдогом.

– Она. Это была девочка.

– И она умерла, проглотив ветку размером с себя.

Вот тут придраться не к чему. Это была чистая правда.

К тому времени, когда ямка стала достаточно глубокой, один мой пучок распустился, босоножки были заляпаны землей, один ремешок порвался. Дункан опустился на колени, чтобы положить сверток с нашей собакой в яму, и, пока он разравнивал землю, я, сбросив загубленные босоножки, сбегала в комнату за венком из маргариток, который сплела мне Уинди. Венок я положила на могилку. Мы произнесли несколько прощальных слов, и Дункан обнял меня за плечи, когда мы возвращались в дом.

Но только когда мы вернулись на кухню, я сообразила, что в другой руке у Дункана упаковка пива. Водрузив ее на кухонный стол, он вытащил и предложил мне банку.

И тут до меня дошло:

– Только не говори, что это пиво тоже приехало в переносном холодильнике!

Он замер, держа палец на жестяном кольце.

– А что?

– Ничего. – Я указала на заднюю дверь. – Вынеси во двор.

– Такой день, а мне нельзя пива?

– Только не покрытое жижей с мертвой собаки! – Я повернулась к раковине, чтобы соскрести с рук грязь.

– Она была в сумке с застежкой.

– Во двор! – приказала я самым властным тоном старшей сестры. – Сейчас же!

Дункан повиновался.

Когда он вернулся, я сказала:

– Пива можешь выпить на бар-мицве.

– Какой бар-мицва? – спросил он.

Я повернулась, чтобы на него посмотреть.

– Ты не можешь заявиться с мумией моей собаки и думать, что я одна пойду на бар-мицву незаконнорожденного сына моего бойфренда из старших классов!

Он покорно покачал головой:

– Не могу.

– Пойди надень чего-нибудь поприличнее, – велела я.

Дункан направился в свою комнату.

– А что надевают, когда без приглашения являются на бар-мицву?

– Что-нибудь приличное! – крикнула я. – С галстуком. – Потом сунула голую грязную ногу в раковину, чтобы ее тоже вымыть.

Когда я почистилась, пришлось смывать поплывший макияж, прикладывать на несколько минут к опухшим глазам лед и начинать сначала. На платье осталось несколько пятнышек земли, но оно выглядело сносно. Босоножки пришлось отправить в мусорное ведро, так что оставались только красные балетки без каблука. Я заново закрутила волосы и как раз наносила тени, когда в комнату ко мне заявился Дункан. Он где-то раздобыл узкий черный галстук, черные брюки от смокинга, в которых был на моей свадьбе (теперь они были ему на два дюйма коротки), и белую оксфордскую рубашку от своей школьной формы. Он походил на официанта, но я сказала:

– Очень красиво выглядишь.

Я хотя бы когда-то говорила ему нечто настолько доброе? Дункан даже заморгал от удивления.

– Спасибо, – сказал он, – ты тоже. Ты как леденец.

Повернувшись к зеркалу, я свирепо уставилась на мое опухшее, заплаканное лицо.

– На самом деле, – сказала я, – выгляжу я сейчас настолько плохо, что подумываю, не послать ли все к черту.

– Ты не можешь, – сказал Дункан. – Если пошлешь все теперь, они решат, что ты струсила.

Джейк говорил то же самое.

– Они подумают, что ты так и не пришла в себя после той истории.

– Ты хочешь сказать, что я должна пойти?

Дункан пожал плечами, как бы говоря – в принципе да.

– Возможно, на душе у тебя скверно, но по тебе этого не скажешь. Вообще не понимаю, как кто-то может выглядеть так потрясающе через минуту после того, как рыл могилу.

Это меня проняло. От такой милой похвалы я даже рассмеялась.

– Что? – переспросил Дункан.

Я встала, готовая ехать.

– Иди сюда.

Я обняла его второй раз за день, – а еще за последние десять лет.

– Спасибо за сеанс психотерапии.

Он несколько неловко обнял меня в ответ.

– Я думал, ты возненавидишь меня, когда узнаешь про Пикл.

Я не чувствовала ненависти. Как раз наоборот. Что само по себе было странно. Месяц назад я всыпала бы ему по пятое число, возможно, довела бы до слез. Месяц назад я размахивала бы собакой в переносном холодильнике как непреложным доказательством того, что у меня бесполезный, безнадежный, неизлечимо бесячий младший брат, которого мне никогда не понять, которого мне ни за что не полюбить. Но месяц может быть очень долгим сроком. Прежде я видела только, как Дункан снова и снова терпел неудачу или что-то проваливал. А теперь я слишком много знала о нем – и, в сущности, о себе самой, чтобы относиться к нему так необъективно. И я ему сопереживала. В том-то вся разница.

– Ты старался, как мог, – сказала я. – Я знаю, что старался. А теперь пойдем устроим веселую жизнь тринадцатилеткам.

Первым – в буквальном смысле первым, кого я увидела, когда мы вошли в бальный зал на последнем этаже исторического отеля «Мерсер» в Чикаго, был Дэвид – «Дэйв-О» – Хоффман. Первый бойфренд, первый любовник, первые муки разбитого сердца… Рада сообщить, что за четырнадцать лет, что я его не видела, он совершенно облысел. Неудивительно, что на Фейсбуке в профиле у него картинка со Скуби-Ду.

Он стоял у самой двери в костюме на несколько размеров больше, приветствовал гостей и выглядел гораздо старше, чем вправе смотреться любой мой бывший бойфренд. Направившись прямиком к нему, я помахала рукой.

– Привет, Дэйв.

Он повернулся, протянул руку и сказал: «Привет!» так чрезмерно громко и весело, что стало ясно – он понятия не имеет, кто я.

– Я Хелен, – сказала я, касаясь пальцами ключицы. – Хелен Карпентер. Из старшей школы.

Я видела, как на него нисходит озарение.

– Хелен! – А потом вдруг, словно слова вырвались сами собой: – Ты лучше выглядишь, чем тогда!

– А ты облысел, – рефлекторно парировала я. Упс! Это подло! И глупо! – Извини.

Дэйв расправил плечи.

– В некоторых культурах облысение – признак мужской силы.

– Да! – Я закивала с преувеличенным энтузиазмом. – Я определенно это слышала. Здравая мысль.

Теперь очередь Дэйва. Но он ничего не сказал. Просто задержал дыхание, прикидывая, в какую сторону повернуть разговор. Наконец он выбрал банальный гамбит:

– Как дела?

– Отлично. У меня все отлично. Даже лучше, чем отлично. – Я повернулась к Дункану: – Какое слово есть для обозначения того, что лучше, чем отлично?

Понизив на октаву голос, Дункан произнес с испанским акцентом:

– Excellenté.

Я повернулась назад к Дэйву:

– Вот-вот, excellenté.

Теперь он понемногу вспоминал. Он сморщил нос.

– Слышал про твой развод.