Михаил Садовяну - Новелла современной Румынии

Так вот до чего меня довели, хоть головой об стенку бейся! Я не шучу, а говорю вполне серьезно! Да и сам посуди. Ты меня знаешь. Человек я в здравом уме, уже поседел весь; семью нашу все уважают. Не мот я, не пью, не буяню… Единственно, чем грешен, — люблю цигаркой побаловаться. Как ты думаешь: стану ли я, Гаврил Сурду из Сэкэдате, глупости вытворять? Не думаешь! Правильно, товарищ: это делает тебе честь. Так знай: я и сам так считаю. Не помню, чтобы я дозволял себе какие-нибудь глупости с того самого времени, как женился. Холостяк — это, конечно, другое дело! Тогда, бывало, мы с парнями нет-нет, да и выкинем какой-нибудь номер. Хочешь, расскажу тебе об одной проделке? Как-то зимой взяли мы сани да и затащили их на самую вершину холма. Было нас около десятка парней, уселись мы в сани и понеслись в долину. Я так считаю, что даже иероплан за нами не угнался бы, — прямо стрелой летели по склону… Сначала, покамест сани еще как следует не разбежались, мы гикали, хохотали, а потом здорово струхнули. На середине пути перед глазами уже все мелькало. Иные выпрыгнули из саней, да так и остались лежать на снегу. Не сразу очухались. Остальные — человек шестеро — прямо ополоумели. Слетели мы под гору, проскочили через дорогу, пробили три плетня, — на наше счастье они были из тонких прутьев, — проломили стену какого-то сарая и врезались в кучу соломы. Уж не спрашивай, какой у нас был вид, когда нас подобрали люди. Одним словом, жалкий! С тех пор у меня навсегда отбило охоту кататься на санях.

Как я уже сказал, были мы тогда молодыми парнями. Даже в солдатах еще не отслужили. В эти годы человеку многое прощается. «Что с них взять?» — говорили про нас на селе. Но когда человек остепенится, обзаведется семьей, хозяйством, станет, так сказать, женатым человеком, тут уж он должен выкинуть из головы всякую блажь… Должен следовать испокон заведенному порядку: трудиться с зари до зари, отдыхать только вместе со своей жинкой, сидеть чинно в церкви, толковать с людьми в корчме или в примэрии, высказывать свое мнение о сельских делах… Так и я себя вел. Ни разу не был я посмешищем в глазах людей, боже избавь, не показывали люди на меня пальцем. Так и дожил мирно до седых волос. И детей вырастил. Ты их всех пятерых знаешь. Старший женился и сейчас работает здесь, в колсельхозе. Дочка, помладше, вышла замуж в соседнее село. Живет совсем неплохо. Третий… сын… Ну, с этим хлебнул я горюшка! И веришь, было бы не обидно, кабы не сам я его надоумил, своей дурной головой.

Ну, давай допивай свой стакан, да и мне надобно промочить горло… во рту пересохло… Скажи, хорошее у нас вино? А?

А теперь слушай дальше, времени у нас хватит, — ночь длинная, а спать сверх меры — не дело для хорошего хозяина… Так что побеседуем, коли выпала минутка покоя. А уж как придут бабы с посиделок, — прощай покой! Сам увидишь и услышишь: «Уже поели? Гаврил, корма скоту задал? Курятник запер? Ой, беда с тобой, не подровнял фитиль, смотри как коптит!..» Говорят так, для порядку, как будто без них Гаврил забудет подбросить сена в ясли, наколоть и принести дров, запереть все на ночь или бросить собаке кусок мамалыги… Ну, а коли видят, что не к чему прицепиться, сидят-сидят, покамест не надумают, чем бы тебя еще попрекнуть: «Ты вроде собирался зайти к этому, как его, к Георге, поговорить насчет колес; был?» А ежели не был, начнут пилить: «Вот ведь какой ты! Хочешь, чтобы весна застала нас с разбитыми колесами… Только ты один не знаешь, что, хороший хозяин телегу готовит зимой, а сани летом…» Напрасно будешь им говорить, что этот Георге уже несколько дней как простыл и лежит в постели. Они и не слушают. «Пускай хоть знает, что ты на очереди…» — скажут. Ну что ты с ними поделаешь? Пожмешь плечами и занимаешься своим делом. А когда человек встанет с постели, ты и скажешь ему о колесах.

Подожди чуток… И впрямь, может, правы бабы, — уж больно коптит этот проклятый фитиль. Э-э, куда же это они ножницы задевали? Для меня фитиль — самый лютый враг. Обязательно надо все время за ним ухаживать, все равно как за барышней какой. То ли дело, когда в селе ликтричиство. Нажал кнопку — и сразу светло как днем. Ни тебе дыма, ни запаха, и подправлять не требуется. Уж не знаю, когда и у нас так будет. Может, не дожить мне до того дня. А там кто его знает? Когда моим ребятишкам пришла пора идти учиться, мы все бились, чтобы построить у нас в селе школу. Еще до войны с трудом собрали деньги. Обещаний было тьма — и от префектуры и из министерства. Деньги мы все в банк откладывали. Потом грянула война, и тут уж не до школы было. Ну, а после войны ифляция, и сам сатана не разберет, что там еще творилось… Плакали наши денежки… Но вот в сорок восьмом году прибыл к нам в село наш депутат, рабочий из Клужа. Пробыл у нас около недели, и все что-то себе в книжечку записывал. В том же году, не прошло и нескольких месяцев, как нам утвердили фонды и материалы. И в два года школа была готова. Красивая школа с четырьмя большими классами и двумя поменьше… Пол паркетный… И библиотека, и канцелярия, и зал для гимнастики. Одним словом, — не школа, а заглядение! Мы и не мечтали о такой. Когда нам показали чертежи, мы даже усомнились: к чему, мол, нам такой дворец?.. Очень велик для нас: ведь мы не собирались открывать у нас в селе десятилетку. Депутат послушал нашу перебранку — никак мы не могли между собой столковаться — да и говорит:

— Эй, постойте, братцы, сколько у вас сегодня душ в селе? Около тысячи с лишним. Так… Теперь прикинем, — говорит, — и заглянул в свою книжечку. — В вашем селе, как видно из бумаг, раньше из сотни детей не меньше одной трети помирало еще до школы. Во время родов помирали, а еще больше после того. Правду я говорю?

Что правда, то правда. Да и сам посуди. У меня самого двое умерло в колыбели. Так что депутат говорит истинную правду. Редкий дом найдешь, где бы ни одного младенца не умерло.

— Мы, — говорил наш депутат, — бьемся теперь, чтобы снизить смертность. Так что детей из года в год будет все больше и больше. И тогда понадобится вам большая школа. Что ты тогда будешь делать, дед Аким? (А дед Аким больше всех разорялся.) Другую школу будешь строить? А не лучше ли сейчас построить, чтоб была хороша на пятьдесят лет вперед?

На том и порешили. А сейчас мы и сами довольны. Трудновато было, не без этого. Зато теперь у нас школа — первый класс! То-то и оно… Даже не верилось. Поэтому я и о ликтричистве не могу со всей твердостью сказать. Со школой один раз попал впросак — с меня хватит.