Александр Даценко - Заклинание ветра

Главное — не упустить время. Чем дольше, тем сложнее понять — кто.

Когда установите, налейте каждому по полному стакану водки. На третий день. Даже если они уже три дня ни капли. Особенно если так. Заставьте выпить. Не жалейте. Всё обойдётся. Не восстанет из ада призрак Батыя, не вселится в менеджера Панько, не начнет дырявить монитором жизни людей.

Проще говоря, не случится белой горячки.

Но, о чем ни вспоминай, а хочется в Австрию. На свадьбу… я и петь умею…

Роооспрягайте, хлопцi, коооней, тай лягайте спочiвать…

и вприсядку под баян…

Нет, не даёт ответа…

Доброй еды, и без происшествий.

20 августа

Стук капель дождя по железной крыше тамбура. И шелест ветра. Убаюкивает. Ноги подкашиваются, так хочется лечь при входе и сладко заснуть. И летать во сне выше, чем обычно. Я же похудел. Сколько можно быть экранопланом? Я обожаю дирижабли, а не вот это вот…

Но увы. Человек существо социальное, говоря непонятно — общественное. Не всякий аккуратно переступит спящего меня. Иной и о здоровье разузнает, а значит, помешает крепкому сну. Знаю, сам человек, мне не чуждо.

Усталость проявляет себя по-разному. Иногда совершенно неожиданно, опосредованно. Например, сегодня.

Мы начинаем день с чтения и обсуждения новостей. У всех свои источники. Утром обсудили всё, вообще всё, что принесли ленты и прочие рамблёры. Даже то, что с нами, гражданами России, больше нет Киркорова, поскольку он уселся на дельфина и уплыл.

Только к обеду выяснилось — умолчали о новостях геологических. Нашли жука-опылителя возрастом 99 миллионов лет. В янтаре. Редчайшая находка такого возраста. Если вообще не единственная.

Когда я поинтересовался, все ли в курсе, оказалось — да.

Все ознакомились. Каждый в своём источнике. Но промолчали.

Но никто не посчитал нужным поделиться известиями, связанными с геологией. Геология становится необсуждаемой.

Устали.

И самое важное. Жука-опылителя [7] так в тексте новости упорно именовали в разговоре жуком-осеменителем.

Это всё посильнее дрожания левой икры. Хотел написать левой икры Фрейда, но понял — это совсем уже запутает читателя. Браконьеры, вибрация, либидо… Обойдёмся Наполеоном.

Двое из нас должны были вылетать домой в августе, но неизвестно, вылетят ли. Замены нет. Цепляет всё. Злит. Нервы… нервы у всех, иногда ругань. Да я и сам тот ещё тип. Ругаюсь. А ещё минимум два месяца.

Вертолет ждём. Иногда на связь выходят метеорологи.

Диалоги примерно такие…

— Как погода?

— Более-менее, дождя нет, облачность плотная, высота около девятисот. Вершины не затянуты.

— Надо же, у нас облачность ниже…

Часто звонят.

Вот теперь окончательно позвонили. Назначили на завтра.

Из настоящих новостей — сломался тонометр. Поступил, как программист — снял все трубки и надел снова. Работает.

Не поётся сегодня. Злобы скопилось.

Пойду ходить, вот что.

И вам хорошей ходьбы. Спортивной, лёгкой. Без допинга.

А ещё летать во снах.

Добра.

И да, давно хотел сказать.

Насколько мне удалось понять, никто из призванных в РСФСР и погибших во время восстания в Бадабере не награждён. По формальным причинам.

Несомненно важным.

Знаю, что троих с Украины наградили и одного из Казахстана.

Это ничего. Главное — наградили футболистов.

Вот зачем я так? А вдруг неправда?

Потому что нервы.

Рад был бы ошибиться во всех трёх смыслах.

Извините.

21 августа

Погода наладилась. Саня улетит. Собрался. Сидит. Потряхивает его. Домой. Уносит это слово. Кружит. С Саней едут пробы, под тонну весом, в ящиках. Тоже, наверное, волнуются. Теперь перекладными — и скоро будет. Перебьётся на вертолётке сутки, заберут до Петропавловска, там как-то, и были бы билеты. Главное — чтобы не пил. Тогда всё. Амба. Недельный запой меняет судьбы, видел.

На горы лёг первый снег. Старый ещё не сошёл, а первый уже побелил высокие вершины.

Дело к осени.

Маленько грустно.

22 августа

Настроение так себе. Злят люди и я как первый из людей. А как вы думали? Кто для вас вы сами на уровне инстинктов? Пока не начали размышлять? Неделя ненависти просто.

Умер тот человек, о котором я писал. Всё, что известно, — выздоравливал. Уже в обычной палате. И умер. Это всё.

Так и не отпустил его Север. Обычный работяга, у которого не всё было ладно в судьбе. Больше никогда не приедет.

Не хотел рассказывать. Два раза начинал и стирал. Но потом подумал: вдруг наша грусть, даже самая мимолётная, помогает тем, кто там? А ведь кто-то и взгрустнёт.

В мирной части моей жизни такое уже случалось с теми, кого я знал. Нелепо погиб в артели начальник участка — упал и ударился головою о лед. Неделя в больнице, и всё. Запаяли и увезли в Новосибирск, в крематорий. Там сожгли и дальше, в Николаев.

В другом месте двоих старателей убили ночью на кладбище. Перерезали каждому горло. Можно строить много догадок, отчего убили.

Самое очевидное — договорились о продаже золота. Принесли продавать.

И знаете, даже если «сами виноваты», то убитые не виноваты. Пусть и украли. Люди рвут жилы, чтобы заработать. Воровство? Но ведь рабочих обманывают очень часто, не платят, выкидывают без копейки после нескольких месяцев тяжкого труда. Вот позволяют себе некоторые ответную нечестность в отношении нечестного мира вокруг. Я не осуждаю. Сам так не поступал и не поступаю.

А что будет дальше, Бог весть.

Ещё один человек умер во сне, в балкé, в горах. Стояли морозы. Его заколотили в ящик и увезли в город. Потом искали родственников, но не нашли. Так и похоронили в вечной мерзлоте городского кладбища.

Такие случаи, к сожалению, могу вспоминать очень долго. Стрелялись, уходили в тайгу и пропадали, тонули, гибли в авариях.

Задумался — много людей погибло.

Рядом.

В мирное время, в полях.

Тем геологам, кто читает эти строки, тоже есть что вспомнить в этом скорбном смысле.

Но ещё больше ушло в межсезонье. Судьба каждого почти всегда неизвестна. Только расплывчатое и неясное известие, сводящееся к тому, что человека больше нет в живых.

Эти люди остановились.

А мы пошли дальше.

Память стирает лица, имена, фамилии, прозвища, поступки. Те, кого, казалось бы, не забыть, становятся всё более неясными, образы ускользают, а затем и вовсе растворяются в сером тумане воспоминаний. И вот уже нет их в памяти, превратились в часть нашего опыта, характера, привычек.